Тимоти С Вайнгард - Кровососы [Как самые маленькие хищники планеты стали серыми кардиналами нашей истории] [litres]

По приказу Константина в 360 году на территории бывшего цирка и предполагаемого места погребения святого Петра была построена базилика Святого Петра. Константинова базилика быстро стала местом паломничества, а также эпицентром строительства концентрического комплекса Ватикана. Здесь же находилась больница, которая часто была переполнена втрое, когда сюда поступали больные малярией из Рима и с соседних Понтийских болот Кампаньи.

Полчища комаров, населявших Понтийские болота, защищали центр католической церкви от вторжения захватчиков. Впрочем, комары убивали и тех, кому служили. Папы чаще всего в Ватикане не селились. Из страха перед малярией они жили в Латеранском дворце, расположенном на противоположном берегу Рима. И так продолжалось тысячу лет. Неудивительно, что в те дни, когда в Риме царила малярия, центр католичества вызывал у верующих скорее ужас, чем почтение, либо почтительный ужас. Тем не менее до завершения строительства новой базилики Святого Петра в 1626 году (по проекту Микеланджело, Бернини и других) не менее семи пап, включая и печально известного Александра IV (Родриго Борджиа), занимавшего престол в конце XV века, и пять правителей Священной Римской империи умерли от римской лихорадки. Знаменитый поэт Данте умер от тяжелейшей малярии в 1321 году.

Смертельная ловушка, которой стал Рим, не ускользнула от внимания чужестранцев, гостей города и историков. Византийский чиновник и историк VI века Иоанн Лид писал, что Рим стал местом давней битвы между духами четырех элементов природы и демоном лихорадки, который одерживает верх. Другие считали, что в подземной пещере обитает огнедышащий дракон, который отравляет город своим ядовитым дыханием. Кто-то считал, что злобная и мстительная Фебрис наказывает Рим за то, что он отказался от нее и стал христианским. Средневековый епископ, оказавшийся в Риме, писал, что, когда «близится восход сверкающей Собачьей звезды у мрачного подножья Ориона», город охватывает эпидемия малярии, «и не остается ни одного человека, не страдающего от лихорадки и дурного воздуха». Миазматические гиппократовы собачьи дни лета по-прежнему оставались столь же опасными, а слова великого врача пережили античность.

Несмотря на то, что центр римского католицизма мог славиться своими исцелениями, избавиться от репутации малярийной столицы Европы ему не удавалось. Даже в 1740 году в письме из Рима английский политик и историк искусства Гораций Уолпол писал, что «здесь царит ужасная болезнь малярия, которая приходит в Рим каждое лето и убивает город». Он первым ввел слово «малярия» в английский язык. Британцы же, как правило, называют эту болезнь просто лихорадкой. Спустя век другой английский художественный критик Джон Рескин, вторя своему предшественнику, писал, что «странный ужас охватывал весь город. Это тень смерти, которая проникает повсюду… и все скованы страхом лихорадки». Посетивший город в середине XIX века Ганс Христиан Андерсен, датский писатель, автор знаменитой «Русалочки», был поражен видом «бледных, желтушных, болезненных» жителей города. Знаменитая английская медсестра Флоренс Найтингейл описывала безмолвные и безжизненные окрестности Рима как «долину смертной тени». Поэт-романтик Перси Биши Шелли писал о болезни, которая убила его близкого друга, лорда Байрона (несмотря на слухи, любовниками они не были), и жаловался, что и сам он болен «малярийной лихорадкой, полученной в Понтийских болотах». Еще в начале XX века путешественники, оказавшиеся в этой местности, были шокированы слабостью, жалким и истощенным видом несчастных местных жителей, которые пытались выживать в малярийной Кампанье. Как мы уже видели и будем видеть, Рим, Ватикан и комары имеют давнюю общую историю, основанную на причудливом и смертельном партнерстве.

Рим стенал под гнетом малярии, но и остальная Европа не была защищена. Болезнь медленно, но верно продвигалась на север. Хотя римляне заносили малярию на завоеванные новые территории, вызывая периодические вспышки болезни даже в Шотландии и Германии, лишь в VII веке малярия стала эндемичной для Северной Европы. Смертельный falciparum не выдерживал сурового климата морозных регионов, но malariae и vivax, которые также могли быть смертельными, нашли подходящее жилище и стали благополучно размножаться в Англии, Дании и даже в русском арктическом портовом городе Архангельске.

La Mal’aria: эта суровая и мрачная картина 1850 года французского художника Эрнеста Эбера изображает пораженных малярией итальянских крестьян, бегущих из смертельной ловушки Понтийских болот в Кампанье. Художник путешествовал по Италии, и картина эта написана на личном опыте. (Diomedia /Wellcome Library)

Смертельная хватка комаров в Европе усиливалась человеческим вмешательством. Переносимые комарами болезни следовали за плугом. Комары переселялись за людьми, появлялись в новых поселениях и двигались по торговым путям. Расширение Римской империи и христианства привело к распространению переносимых комарами болезней, которые охватили те популяции, где эти болезни ранее были неведомы. Постоянное покорение человеком окружающей среды, особенно культивация земель и искусственное нарушение экосистем, привело к распространению комаров там, где ранее это было экологически невозможно.

Хрупкое равновесие между всеми жизненными силами было нарушено человеческим вмешательством. В VI веке в Европе появился отвальный плуг, куда можно было впрячь быков. Это позволило крестьянам возделывать земли в бассейнах рек Центральной и Северной Европы. Плотность населения, человеческого и животного, возросла. Вокруг сельскохозяйственных колоний стали строиться деревни и города. На реках началось оживленное движение. Появились торговые порты. Сельское хозяйство, увеличение плотности населения и внешняя торговля – все это способствовало размножению малярийных комаров.

Мы пожинаем то, что посеяли. Точнее, там, где мы сеем, появляется мрачный жнец – комар.

Когда сельское хозяйство стало более эффективным, Северная Европа вышла на глобальный рынок. Торговцы стали отправляться все дальше в поисках новых интересных возможностей. «Люди-мигранты, – пишет историк Джеймс Уэбб, – везли с собой целые фургоны инфекций». Несчастья Средневековья усугублялись появлением новых болезней. Кроме того, ситуацию усложнял новый подход к вере. Вместе с комарами пришло чуждое религиозное влияние, которое вскоре превратилось в очередную глобальную философию – ислам.

В отличие от медленного и тяжелого распространения христианства, поддержанного комарами, ислам родился из видений пророка Мухаммеда и быстро покорил мир. В 610 году во время одного из уединений Мухаммеду явился Архангел Гавриил и повелел ему поклоняться Аллаху («богу»), тому же божеству, что у иудеев и христиан. Мухаммед продолжал получать божественные откровения, а потом начал излагать слова бога небольшой, но постоянно растущей общине мусульман («тех, кто обращен в ислам») в Мекке и Медине. Его проповеди и изречения стали частью Корана («назидание»). Ислам («покорность богу») быстро завоевал весь Аравийский полуостров.