Тимоти С Вайнгард - Кровососы [Как самые маленькие хищники планеты стали серыми кардиналами нашей истории] [litres]

Если заболевших не убивала болезнь, то вполне могло убить лечение.

Томас Джефферсон шутил: «Пациент, которого лечат согласно модной теории, порой идет на поправку назло медицине». Большинство заболевших предпочитало просто ожидать развития болезни, не обращаясь за лечением. Учитывая медицинское невежество и ложное представление о причинах болезней, переносимых комарами, европейские кампании в Америке во время Семилетней войны были обречены. Регионы, где свирепствовала малярия, желтая лихорадка и лихорадка денге, в том числе Карибы и юг Соединенных Штатов, оставались зараженными комарами выгребными ямами человечества.

Несмотря на то, что британцы теперь контролировали Кубу, людей и средств у них было так мало, что любые другие посягательства на испанские территории и планируемая кампания против французской Луизианы оставались лишь планами. Бенджамин Франклин писал, что победа в Гаване стала «самым дорогим завоеванием в этой войне, когда мы столкнулись с ужасным хаосом, порожденным болезнью и почти уничтожившим отважную армию ветеранов». Английский поэт, писатель и составитель словаря Сэмюэль Джонсон стенал: «Дай Бог, чтобы моя страна никогда больше не была проклята подобным завоеванием!» С военной и финансовой точки зрения Британия, как и ее враги, была истощена. Британский политик Айзек Барр озвучил всеобщее мнение, заявив, что «война прошла по улицам, напоминая скорее похороны, чем триумф. У нас кончаются деньги, а наши ресурсы почти исчерпаны». Непривычные к болезням солдаты и офицеры кочевали по карибским колониям всех стран. Они продолжали умирать от переносимых комарами болезней – смертность составляла 50–60 процентов. Комары перехватили инициативу у воюющих народов Европы. Хотя на бумаге британцы были победителями, к концу войны они были так же истощены, как и их соперники, и не могли использовать своих преимуществ. Позерство и бравада были пустыми угрозами, поскольку за ними стояли лишь искусанные комарами солдаты и опорожненные банковские счета. Единственным выходом из такой ситуации были переговоры и компромисс.

В конце концов безумные страдания и колоссальные потери в Гаване, на Мартинике, Гваделупе и других островах оказались тщетными. Полагаю, единственными победителями оказались прожорливые карибские комары, которые вволю полакомились на роскошном банкете «Вкус Европы». В феврале 1763 года был подписан Парижский договор, закрепивший итоги войны. В Европе сохранились довоенные границы. Довоенный статус-кво сохранился и во всех империях, лишь немногие колонии перешли в другие руки.

Британских переговорщиков более всего волновало, что делать с Францией. Стало ясно, что Британия не сможет удержать в своих руках и Канаду, и захваченные французские карибские острова. Расклад был не в пользу Британии, и британцы это понимали. И французы тоже. В конце концов Британия отказалась от Карибов, чтобы сохранить Канаду. Защита северных границ американских колоний оказалась приоритетнее заморских владений в тропиках. Острова Мартиника и Гваделупа, где от комаров погибло столько британцев, а также крохотная Сент-Люсия были возвращены Франции.

Британия получила три небольших острова из Малых Антильских на юге Карибского моря и испанскую Флориду. Гавана была возвращена Испании. Испания также получила от Франции территорию Луизианы, хотя вскоре эти земли были тайно возвращены наполеоновской Франции – незадолго до приобретения их Соединенными Штатами в 1803 году. Франция уступила Британии все колониальные права в Индии в обмен на два крохотных острова в шестнадцати милях к югу от Ньюфаундленда для сохранения прав на рыболовство в этом изобильном районе. Сент-Пьер и Микелон, общая площадь которых составляла 95 квадратных миль, стали последними французскими территориями в Северной Америке. В настоящее время эти острова, которые по всей территориальной и экономической логике должны были бы быть канадскими, официально остаются самоуправляемыми заморскими территориями Франции.

Канада же стала британской колонией лишь номинально. После Семилетней войны небольшое и самостоятельное канадское население, которое не спешило браться за оружие со страстным патриотическим рвением и не испытывало непоколебимой привязанности к Франции, сохранило свою земельную систему, гражданское право, язык, католическую веру и культуру. Да, канадцы поклялись в верности британской короне, но жизнь их оставалась практически неизменной. Статус-кво сохранялся. Небольшое население Канады было преимущественно французским до массового переселения британских лоялистов после американской революции.

А вот акадийцы из приморских колоний Франции столкнулись с совершенно иной стратегической ситуацией. Они отчаянно сражались, отказались присягнуть на верность победителям, и британцы даже после заключения мира видели в них потенциальных бунтовщиков. Акадийцы представляли собой нежелательную угрозу, и их насильно переселили. Это одна из самых странных и скандальных колониальных историй – несчастные акадийцы оказались отданными на растерзание комарам, обитавшим в адских джунглях Гайаны.

После скитаний по Америке из Чарльстона на суровые Фолклендские острова в Южной Атлантике часть акадийцев с разрешения Испании осели в Луизиане, где живут и по сей день. Находясь в изоляции, они создали и сохранили собственную каджунскую культуру. Но небольшую часть акадийцев в 1763 году отправили на колонизацию нового французского поселения в Гайане, на северном побережье Южной Америки. Эта колония получила название острова Дьявола.

Территориальные результаты Семилетней войны не радовали Францию. Если говорить о присутствии на карте мира, то Британия приросла, Испания сохранилась, а Франция потеряла. После войны стало ясно, что слабость Франции в Америке стала результатом почти полного отсутствия лояльного колониального населения. Множество британских колонистов сражались с оружием в руках. Так же поступали и испанцы на Карибах. После потери Канады французское население на Карибах состояло преимущественно из рабов, которые, естественно, были политически ненадежными в лучшем случае, а в худшем начинали бунтовать. Колонии, где почти не было настоящих французов, стали легкой добычей Британии на следующем витке колониальных войн – в точности, как во время Семилетней войны. Их должны были защищать французы, родившиеся и выросшие на здешней почве. Ожидалось, что Гайана станет французским оплотом, этаким тропическим Квебеком или даже возрожденной канадской Акадией.

Несмотря на то, что Франция создала небольшой аванпост в Гайане еще в 1664 году, колония «с момента создания почти не развивалась и, состоя из апатичной группы изгоев-колонистов, оставалась настоящим проклятием для короля». В конце Семилетней войны население колонии состояло из 575 французов и около 7000 свободных африканцев и рабов. Все они жили в поселении Кайенна. Жалкая колония была настоящим комариным раем. Ее окружали приливные болота и мангровые заросли, где жили ламантины. В 1763 году сюда прислали инспекцию из Франции, которая честно записала, что для местных жителей «основное занятие – поиск удовольствий, а единственное беспокойство вызывает их отсутствие». В своем текущем состоянии Гайана была колонией-сиротой. Забавно, но единственными колонистами за пределами Кайенны были священники-иезуиты и несколько новообращенных африканцев, которые жили в тридцати пяти милях, в церковной миссии Куру.