Александр Бушков - Корона и плаха [litres]

Еще сквернее жилось сервентам, отправленным в Америку принудительно.

В Америку отправляли осужденных на виселицу или пожизненное заключение преступников, заменяя им нары или петлю сроками трех категорий: кабальное услужение на семь лет, на четырнадцать, пожизненное. В английской истории осталось имя некоего Фрэнка Гибсона – его приговорили к виселице за грабеж на улицах, но предложили вместо эшафота пожизненный срок в качестве американского кабального слуги. Гибсон, подумав совсем недолго, выбрал виселицу. Это о многом говорит…

По прибытии в Америку сервентов, как добровольных, так и кабальных, преспокойно продавали. Подлинное объявление в американской газете: «Только что в Лидстаун прибыл корабль «Юстиция» с примерно сотней физически здоровых сервентов – мужчин, женщин и мальчиков. Продажа состоится во вторник, 2 апреля». Что примечательно, объявление напечатано в марте 1771 г., всего за три года до американской революции…

Если в порту покупателей не находилось, сервентов отдавали так называемым «торговцам душами». Они уводили белого раба в глубь страны и продавали любому желающему. Поскольку частенько в истории трагическое или печальное сопровождается чем-то откровенно комическим, современники отметили и такой случай: «Торговец душами», то ли с устатку, то ли перебрав виски, завалился поспать в сарае. Его живой товар оказался парнем сообразительным. Пошел к местным и сказал, что он и есть «торговец душами», а в сарае спит раб, которого он готов продать по цене ниже рыночной. Получил денежки и растворился в безвестности. Как выпутался из этой истории работорговец, мне неизвестно, но хочется верить, что он, даже если и выкрутился, сначала получил по шее за то, что качал права…

Была еще одна категория добровольцев – «ученики». Детей из бедных семей родители сами «сдавали» в Америку, чтобы они там за обучение ремеслу отработали на хозяина. «Ученикам» приходилось еще тяжелее, чем взрослым сервентам, – у многих взрослых был конкретный семилетний срок. А ученики освобождались от хозяина только по достижении ими двадцати одного года (а угодить в Америку могли и лет в десять, а то и будучи помладше).

Преступников все же оказывалось слишком мало. Хозяйственные англичане составили подробный список «негодяев и бродяг», которых после поимки на законном основании можно было отправлять в «кабальные» сервенты. Документы прекрасно сохранились. В категорию «негодяев и бродяг» входили: «Всех, кто, попрошайничая, называет себя школярами; всех моряков, которые делают вид, что потеряли свои корабли и товары в море и слоняются по стране, выпрашивая милостыню; всех праздношатающихся людей в любой сельской местности, которые либо попрошайничают, либо занимаются всякими таинственными ремеслами или нелегальными играми… актеров, выступающих в интермедиях, и бродячих музыкантов… всех этих странников и простых работников, слоняющихся без дела и отказывающихся работать за разумную оплату, которую обычно предлагают».

Представляете, сколько народу можно было нагрести на основании этого практического руководства? Кстати, поминаемая разумная оплата составляла сущие гроши, позволявшие разве что не умирать с голоду. По сравнению с таким документом печальной памяти советский закон «О тунеядстве» выглядит гуманнейшим…

По тому же закону в Америку отправляли еще и «политических», то есть диссинтеров, религиозных диссидентов. И направлено было это в первую очередь против квакеров, особенно ненавистных властям, но под раздачу попадали и те, кто держался других толков. Закон гласил: на семь лет в колонии будет отправлен всякий, кого трижды уличили в посещении «незаконных религиозных собраний». А заодно и тот, кто знал об этом «мыслепреступнике», но не донес властям…

«Кабальные» были вообще лишены каких-либо прав. Все, и «кабальные», и «добровольные», и «ученики», трудились исключительно за ночлег и скудное пропитание (ученики еще и за обучение ремеслу). Им не полагалось даже одежды – весь свой срок должны были ходить в том, в чем приплыли. Продолжительность рабочего дня и условия труда определял сам хозяин – как легко догадаться, никоим образом не в ущерб себе. Протестовать не полагалось. Еще в 1663 г. шестеро «кабальных» пришли к судье в Мериленде и пожаловались, что хозяин кормит их чуть ли не объедками, а мяса они вообще не видели. Судья рявкнул: если немедленно не вернетесь к хозяину, сукины дети, получите по тридцать плетей! Вернулись…

Побег от хозяина карался либо жестокой поркой, либо удвоением, а то и утроением срока. За повторный побег белому рабу выжигали лоб раскаленным железом. Еще одно самое обычное объявление из американской газеты: «Бежал от нижеподписавшегося, проживающего в Аппер-Пенс-Нет, округ Салем (тот самый Салем, где пуритане в 1692 г. сожгли нескольких «ведьм». – А.Б. ), 27 августа сего года слуга-шотландец по имени Джеймс Дик, около 30 лет от роду, ростом около пяти футов восьми дюймов, волосы рыжеватые, цвет лица свежий, смотрит исподлобья, говорит хриплым голосом; во время побега на нем был железный ошейник (так как это уже восьмой его побег) и темная куртка из медвежьей кожи. Кто поймает упомянутого слугу и обеспечит его возвращение господину, получит награду в три доллара, которую заплатит Томас Кэри-младший». Это объявление в газете колонии Пеннсильвания появилось в сентябре 1773 г., когда до революции и Войны за независимость оставался какой-то год. Если упрямому «побегушнику» Дику удалось это время продержаться в бегах, он довольно скоро избавился от железного ошейника…

Белым рабам жилось даже хуже, чем черным. Как писали американские современники событий еще в XVII в., раб представлял собой пожизненную собственность хозяина, а многих белых приходилось все же отпускать на свободу по достижении определенного срока, так что хозяин старался выжать из «временного» раба все соки… Да и закон об освобождении сформулировали достаточно хитро, оставив лазейку для его нарушения: «Каждый сервент, который служил верно и добросовестно на пользу своему хозяину семь лет, не может быть отпущен безо всего; если же он не проявил верности, добросердечности и усердия на своей службе при хорошем обращении с ним хозяина, он не будет отпущен на свободу, пока власти не сочтут, что он выполнил свои обязательства».

То есть открывался широчайший простор для людей недобросовестных. Роль играло лишь мнение хозяина, а сервента никто не стал бы и слушать, наверняка находилось множество скотов, которые с чистыми глазами повествовали, что все это время кормили сервента жареными перепелками и поили лучшим пивом, а он, скотина неблагодарная, не проявил ни малейших «верности, добросовестности и усердия», так что пусть поработает еще…