Николай Попов - Десант Тайсё

— Боже, помоги околеть!

Но вернувшаяся дрожь не дала дождаться счастья, сорвав с места и погнав по причалам, у которых тепло дымили землечерпалки. Неожиданно с борта «Виктора Шуйского» раздался зычный оклик:

— Эй, парняга, подь-ка сюда! Работу ищешь?

— Аг-га...

— Что умеешь делать?

— Всю чёрную.

— За что выгнали с прежнего места?

— Нечаянно выпил от радости.

— Коль опять согрешишь, — тоже вытурю, — предупредил боцман и позвал: — Эй, Беспалов! Принимай помощника!

Сгорбленный от полувековой работы, старик находился в машинном отделении, где царила райская теплынь Угрюмый, медлительный, он устанавливал на судне трубопроводную систему и обладал удивительными руками, которые цепко хватали необходимые детали, сразу ставя их в нужное место. Ни одного лишнего движения не делал Беспалов. Поэтому работал споро и чисто. Пётр едва успевал подавать ему тяжеленные цепные ключи, скребком расчищал от грязи места, где лягут трубы, и подтаскивал их. Ломовая была работёнка — в самый раз для саженного гвардейца. Зато теперь он спал на мягком ворохе ветоши прямо в благодати машинного отделения. Зато каждый день в карман звякало аж семьдесят пять копеек. Хоть женись!

Впрочем, ещё на «Полярной Звезде» вместе с другими членами партийного кружка Пётр поклялся оставаться холостяком до полной победы пролетарской революции. Следовательно, прежде всего — партийная деятельность, способная приблизить заветный день. Ведь ему поручили перелицевать черносотенцев. И вечером прямо в робе отправиться в клуб, где проходило собрание перед выборами в первую Государственную думу. Главным оратором являлся, понятно, сам Бескаравайный, который высмеивал «реулюцинеров», будто бы одаривающих трудовой люд манжетами и крахмальными воротничками, чтобы перетянуть на свою сторону.

Пётр впервые слышал подобную чушь. Какие к чёрту подарки, если нищий комитет не мог дать ему хотя бы на соль для дармовых бычков. Скользнул взглядом по залу. На прокопчённых шеях трудяг — ни единой крахмальной полоски. Стремясь тут же разоблачить наглого брехуна и показать рабочим, кто ими верховодит, он возразил:

— Враньё! Пускай кто-нибудь покажет манжеты или воротнички!

— Эт-то кто такой? — опешил Бескаравайный. — Как сюда попал? Вон его!

Оглоушив булыжинами кулаков, соседи вскинули чужака над головами и, точно мешок отрубей, стали перебрасывать к выходу. При этом каждый норовил садануть в душу с хэком. Затем швырнули в лапы околоточного надзирателя, который ловким ударом по загривку вышиб на улицу. Всё тело мозжило, словно проволокли по мостовой. Вытирая кровь из расквашенного носа и чувствуя, как сплошным синяком оплывает лицо, Пётр побрёл к морю умыться. Дополнительно душу саднила обида: снова отвалтузили свои... Свои! Зато утешало, что во время полёта к двери тоже не заметил рук в манжетах. Значит, был действительно прав.

Новая вздрючка крепко вразумила его. Вволю погоревав, пока лицо обретало нормальный вид, выбрал точную цель, важную для каждого трудяги: сокращение каторжного рабочего дня, который длился одиннадцать с половиной часов, при сохранении прежнего скудного заработка. Председатель городского комитета РСДРП Мазепа с холёными, как у прадеда, германскими усами, очень чтил всю местную власть, не хотел огорчать её и скорбно вздохнул:

— Жаль, шо горький урок с черносотенцами не пошёл тебе впрок. Наши рабочие ще темны, як негры. Их сначала надо просветить, научить политическим азам и тилько потом вовлекать в движение.

Другие члены комитета, после революции приученные властями к особой осторожности, тоже усердно охлаждали пыл молодого авантюриста. Но сдержанный Авив на сей раз не согласился с мудрецами в крахмальных манжетах. Уже в шесть утра он включал свой станок и, хотя был отличным токарем, получал всего вдвое больше Петра. К тому же они вместе продумали все варианты предстоящей схватки, выбрав самый хитроумный, а главное — мирный. Вот почему Авив решительно сказал:

— Гос-спода, нельзя упускать та-такой шанс повысить авторитет комитета. Если мы про-провороним его, рядовые члены партии не простят нам поз-зор. В результате мы уже при выборах в Думу ок-кажемся на мели.

Чубатый Павел, работавший кочегаром тоже всего за целковый в день, страстно поддержал Петра с Авивом. Перед выборами патриархи весьма нуждались в освежении авторитета. Тем паче — Мазепа, мечтавший стать членом Думы. Это заставило их милостиво согласиться на риск при условии, что ответственность за последствия комитет не несёт. Пётр бесшабашно махнул рукой:

— За всё отвечу я!

Скучновато жила караванная молодёжь. Унылое однообразие будней скрашивали только воскресные пьянки с мордобоем. Конечно, весеннее благоухание цветущих садов и потеплевшее море, в котором уже можно было купаться вместо обеда, чуток прибавили радости. Однако всем хотелось чего-то большего... Вроде случая, когда хмельные анархисты разоружили на окраине города пузатого пристава и прямо в белом кителе заставили барахтаться в дорожной пыли, затем предложив на перилах моста кукарекать до хрипоты... И когда поползли слухи, что можно до девяти часов сократить рабочий день, сохранить или даже увеличить оплату, — молодёжь навострила уши. Потом охотно пошла в агитаторы или сочувствующие.

В назначенный день на бортах и трубах судов появились крупные надписи мелом: «Завтра выходим на работу в семь часов». Ничего не подозревающее начальство приняло это за скверную шутку и приказало стереть безобразие. Пожалуйста. Ведь ошеломляющую весть уже не прочёл только слепой.

Благодаря меньшевикам, рабочие Керчи не участвовали и революции. Чем комитет чрезвычайно гордился, поскольку спас людей от кар власти. Самым наглядным тому примером был соседний Севастополь, где при первых же сигналах мятежного крейсера «Очаков» крепостная артиллерия обрушила на него всю застоявшуюся мощь, а крепостная пехота в упор расстреляла матросов, которые уцелели от снарядов и вплавь добрались к берегу.

Рабочие помнили об этом и невольно ёжились, опасливо косясь по сторонам. Но слишком уж соблазнительной казалась неслыханная затея. Чем чёрт не шутит, вдруг выгорит? С такой надеждой судовые команды и рабочие собрались утром на берегу, внезапно увидев, как их много. Повеселели, стали подбадривать друг друга:

— Не дрейфь, ребята!

— Держись кучнее!

— Тогда наша возьмёт!

Над головами туманом стелился табачный дым. Капитаны от неожиданности растерялись, не зная, что делать. Наконец кто-то спохватился и вызвал жандармов. Пока те явились, прозвучал гудок «Шуйского» — пора приступать к работе. Тысячная толпа всколыхнулась в едином вздохе и с шутками-прибаутками начала растекаться по судам. Готовые навести должный порядок, жандармы не услышали никаких бунтарских криков, не заметили воинственно оскаленных лиц. Мимо спокойно шли обычные трудяги с необыкновенно весёлыми, даже гордыми взглядами. Не сумев проявить свою верность царю и отечеству, обескураженные жандармы подались восвояси. Обедали рабочие на сей раз тоже по-барски — целый час. Перед концом работы на трубах и бортах вновь появились надписи, выведенный белилами. Но уже ни один капитан или боцман не встал на пути рабочих, торжествующе гаркнувших: