Олег Суворов - Закат империи

Разумеется, в таком состоянии он потерял представление о пространстве и времени, поэтому никак не осознал того факта, что через четыре дня его привезли обратно в Равенну и поместили в доме Тригвиллы. Когда Павлиан с большим трудом и страшным нежеланием возвращаться в этот жестокосердный мир в очередной раз очнулся, то обнаружил, что лежит на соломе в тёмном подвале и его поливают холодной водой из просмолённого полотняного ведра. Затем кто-то грубо задрал ему голову, раздвинул ножом зубы и стал лить в глотку вино. Когда Павлиан поперхнулся и закашлялся, к его лицу поднесли горящий факел.

— Очнулся, собака? Можешь говорить?

Павлиан слабо прищурился, пытаясь рассмотреть страшное лицо говорившего, но ничего не увидел, кроме пляшущих языков пламени. «А может, я уже в аду и это тот огонь, на котором поджаривают грешников?» — с внезапным испугом подумал он.

— Ты был послан Боэцием к римскому папе?

«Странно, ведь говорили, что дьявол всезнающ... А он вдруг спрашивает о римском папе. Интересно, сумел бы папа справиться с дьяволом?»

— Почему ты молчишь, пёс?

«Всё-таки непонятно, что у меня сейчас болит — душа или тело? И могут ли они болеть отдельно — тело, когда у него нет души, и душа, когда у неё нет тела? Нет, но ведь если я по-прежнему желаю умереть, значит, я ещё не умер?» — от этой неожиданной мысли Павлиана сначала передёрнуло, и он слегка содрогнулся, но затем успокоился, подумав, что это и к лучшему, ибо со смертью должно наступить облегчение и теперь это будет его главной надеждой. Вино всё-таки подействовало, и боль слегка утихла, так что в глазах Павлиана понемногу появилось осмысленное выражение. Тригвилла, который и задавал вопросы, не преминул это заметить.

— Ага, теперь ты явно пришёл в себя! — торжествующе воскликнул он. — А ну-ка ответь на последний вопрос: тебя посылал Боэций?

— Да... — Это был голос его, Павлиана, но звучал он как-то странно, со стороны, и был абсолютно неузнаваем.

— А что ты должен был передать папе в Константинополе?

— Письма...

— А на словах? — быстро спросил Тригвилла, но Павлиан отрицательно помотал головой — А на словах?

— Ничего...

— Врёшь, римское отродье, врёшь! — Тригвилла с такой яростью ткнул ему факелом в лицо, что едва не поджёг волосы. Но разве боль от этого ожога могла сравниться с той, которая уже столько дней жила в самом Павлиане? От этой мысли он слегка усмехнулся, чем вызвал новый приступ ярости у готского герцога.

— А, так ты издеваешься и не хочешь говорить? Ну тогда, прежде чем сдохнуть, ты увидишь нечто такое, чего не придумают даже в аду! Возьмите его и позовите лекаря!

Павлиана грубо схватили под руки и волоком потащили по ступенькам куда-то наверх. Впрочем, от этих резких движений он слабо вскрикнул и почти сразу же потерял сознание. Снова очнуться его заставило вещество с резким запахом, которое ему сунули под нос и заставили вдыхать. Первым же звуком, который он услышал, ещё не успев открыть глаза, был голодный звериный рык. От этого сильного запаха сознание Павлиана настолько прояснилось, что он по одному рычанию мгновенно узнал пантеру.

Стоило ему открыть глаза, как он обнаружил, что опять находится в подвале, но намного более светлом и просторном по сравнению с тем, в котором он был раньше. Его посадили, прислонив спиной к каменной стене. Прямо напротив Павлиана стояла большая клетка с мощными частыми прутьями, в которой, бешено извивая хвост и злобно поглядывая на людей, металась чёрная пантера.

На мгновение перед Павлианом снова возникло лицо Тригвиллы.

— Я спрашивал о том, что поручалось тебе передать на словах? — медленно и отчётливо произнёс он.

Павлиан замер от страха, видя перед собой не просто пантеру, а собственную смерть. Странно, что он так долго её желал и призывал, но стоило ей принять конкретный облик и он тут же испугался до такой степени, что даже забыл о боли!

— Будешь отвечать?

Ужас парализовал Павлиана, и он, онемев и не в силах совладать с языком, отчаянно помотал головой, пытаясь выразить этим жестом единственную мысль: «Да ничего, ничего я не должен был передать, кроме писем!» Однако Тригвилла понял это по-своему и, выпрямившись, коротко кивнул рабам, стоявшим за его спиной. Один из них схватил Павлиана за руку, вытянул её вперёд и с такой силой перетянул жгутом, что она тут же онемела. В этот момент второй раб резко взмахнул мечом и отрубил руку по локоть. Брызнула кровь, а Павлиан резко вскрикнул и стал проваливаться в беспамятство, как тут под его носом снова оказалось то проклятое ароматическое вещество, которое не позволило его сознанию ускользнуть от бешеных сигналов о диких муках, посылаемых истерзанным телом.

А раб, который отсёк руку Павлиана, помахал ею у него перед лицом, заливая его собственной кровью, а затем размахнулся и швырнул её пантере, угодив между прутьев клетки. Волосы Павлиана встали дыбом, глаза полезли из орбит. Он дико захрипел и задёргался, не в силах вынести этого чудовищного зрелища — пантера, высунув алый язык, сначала слизала кровь, сочившуюся из обрубка, а затем, довольно урча, схватила его посередине и принялась грызть, придерживая лапами.

— Так что ты должен был передать на словах? — снова спросил Тригвилла. — Если ты ответишь на этот вопрос, то тебя прикончат сразу, если будешь молчать, то увидишь, как эта кошечка съест и вторую руку, а затем и ноги. Ну?

— А-а-а!! — из последних сил стонал Павлиан, и в его безумных, залитых слезами глазах плясали блики пламени.

— Ты хочешь сказать, что замучил его до смерти? — бешено вопрошал Кассиодор, узнав о смерти гонца. Тригвилла равнодушно пожал плечами.

— Он всё равно бы сдох. Мой лекарь сказал, что после таких ран не выживают. Я пытался добиться от него признания об устном поручении, которое ему наверняка дал первый министр. Однако этот упрямец так ничего и не сказал, поэтому мне пришлось скормить его своей пантере. Это милое животное осталось очень довольно...

— Это ты — животное, причём самое дикое и страшное изо всех, которые только существуют! — не выдержав нервного напряжения, закричал Кассиодор, большими шагами расхаживая по своему атрию. «И такой варвар ещё считает себя христианином!» — добавил он про себя.

— А ты — изнеженная баба, которая боится вида крови, — презрительно отозвался Тригвилла. — Зачем тебе был нужен этот олух? Ведь на тех письмах, что он вёз, всё равно никакого обвинения не построишь.

— А кто подтвердит подлинность тех писем, на которых будет строиться обвинение? — выпив вина и чуть успокоившись, язвительно поинтересовался Кассиодор. — Ты, управляющий королевского дворца, или я — начальник королевской канцелярии? У нас в руках был свидетель, которого видело множество людей. Даже если бы он сам ничего не сказал, за него бы это сделали другие, видевшие его в доме Боэция. А что теперь?