Олег Суворов - Закат империи

— Знаешь, о чём я сейчас подумал? — неожиданно спросил Боэций.

— О чём?

— Если уж мне суждено будет предстать перед судом и понести незаслуженное наказание за попытку возродить величие империи, то, может быть, стоило принять предложение Альбина и действительно составить заговор?

Они обменялись быстрыми взглядами, и каждый подумал об одном и том же: «Поздно!»

— Вчера вечером Альбин умер, — глухо произнёс Симмах, отводя глаза в сторону.

— Как?!

— Его удавили прямо в тюремной камере. Имущество конфисковано, сын скрывается...

«Неужели и меня вскоре ждёт та же участь? — задрожав от внезапного ужаса, подумал про себя Боэций. — Но ведь ещё не было суда, потому что то, что произошло в Вероне, нельзя назвать судом. Да состоится ли он вообще?»

Он не удержался и спросил об этом Симмаха, который опечаленно покачал головой.

— Не знаю, но даже если он состоится, то...

— То?

— То лишь для того, чтобы подтвердить уже готовый в королевской канцелярии вердикт. Я ещё не сказал тебе о том, что на следующий день после твоего ареста председатель суда Эннодий скончался от разрыва сердца. А новым председателем назначен самый злобный изо всех готских епископов.

— Странно, — пробормотал Боэций, думая о том, что он, видимо, недооценивал своего дальнего родственника епископа Тичина. — Неужели в наш век сердца ещё способны разрываться при виде явной несправедливости? Бедняга Эннодий... — Подняв голову, он посмотрел на своего тестя. — Будь добр, выполни одну мою просьбу.

— Говори.

— Распорядись, чтобы мне предоставили письменные принадлежности.

— Ты хочешь написать завещание?! — поражённый своей догадкой, воскликнул Симмах.

— Нет... то есть да... — задумчиво пробормотал Боэций, думая в этот момент совсем о другом. Но тут до его сознания дошёл вопрос тестя, и он быстро спросил: — А ты считаешь, что уже пришло время? Но ведь моё имущество тоже конфискуют в пользу казны, так что мне не о чем беспокоиться...

Симмах промолчал, и это было самым красноречивым ответом.

— Я ещё приду к тебе, чтобы сообщить о дне суда, — справившись с волнением, сказал он, — а письменные принадлежности у тебя будут сегодня же. Думаю, что ни король, ни магистр оффиций не будут возражать.

— Магистр оффиций?! — потрясённо воскликнул Боэций, и Симмах слишком поздно осознал, что проговорился. — Значит, хотя я ещё жив, уже назначен новый магистр оффиций?

Они снова посмотрели друг на друга, и на этот раз в глазах принцепса сената блеснули слёзы.

— И кто же он? — спросил Боэций, прекрасно понимая всю бессмысленность своего вопроса и не ожидая услышать ничего иного, кроме того имени, которое и прозвучало из уст его тестя:

— Кассиодор.

— Всё цветёшь, развратница, — насмешливо говорил Кассиодор, любуясь Феодорой, отвесившей ему учтивый поклон. — А ведь философы уверяют, что порок обезображивает, а добродетель украшает. Глядя на тебя, я готов поверить в обратное.

— Но, благородный Кассиодор, — таким же насмешливым тоном отвечала знаменитая гетера, — согласись сам, что любое растение, если его хорошо поливать, обязательно расцветёт... А ты же не будешь отрицать, что то вещество, которым мужчины поливают женщин, даёт самые обильные всходы, ведь людей на этой земле становится всё больше!

Разговор происходил в одной из комнат дома Кассиодора, которую он сам называл «волшебной шкатулкой». И действительно, у человека, впервые попавшего сюда, создавалось впечатление, что он находится внутри прихотливо разукрашенного ларца. Всё вокруг было отделано разными сортами мрамора: стены были облицованы мрамором эпирским, имевшим пурпурные прожилки на белом фоне, колонны, поддерживавшие высокий свод, сделаны из карийского дымчато-красного мрамора, испещрённого блёкло-голубыми и ярко-жёлтыми пятнами, а пол — из серо-зелёного мрамора из Кариста. Сам хозяин возлежал на ложе из красного дерева, инкрустированного драгоценными камнями, а Феодора, воспользовавшись его разрешением, присела в кресло, придвинутое вплотную к ложу.

Кассиодор явно пребывал в превосходном настроении, а потому она даже позволила себе маленькую вольность, но он резко хлопнул её по руке и приказал сесть на место.

— Странное дело, господин, — обиженно надув губы, заявила гетера. — Ты всегда делаешь комплименты моей красоте, но ни разу не соблаговолил ею насладиться!

— И тем самым уравнять себя с целой армией разношёрстной сволочи? А ты знаешь, что у меня вызывает отвращение то вино, которое хвалят буквально все и которое действительно превосходно? Но я с удовольствием могу пить вино, от которого отвернётся даже самый убогий пьяница. Чем больше беснуется толпа в цирке при виде самых кровожадных игр с участием диких зверей, тем вернее я успокаиваюсь... Зато всё то, что вызывает равнодушие толпы, влечёт меня с какой-то странной силой... Я словно бы создан из противоречий, которые подобны сообщающимся сосудам чем больше жидкости в одном, тем меньше в другом. — Кассиодор задумался, а затем вскинул глаза на Феодору. — Однако, какого чёрта! Я позвал тебя совсем не для того, чтобы рассказать о странностях собственного характера.

— О да! — с коварной усмешкой подтвердила она. — Ты всегда ждёшь от меня рассказов о странностях других.

— Ты всё понимаешь... Этим ты ценна — и опасна!

— Совсем нет — энергично запротестовала гетера, слегка испуганная его многозначительным намёком. — Какую опасность я могу представлять для нового магистра оффиций? Я даже не...

— Рассказывай, — прервал её Кассиодор.

— О ком ты желаешь услышать, господин?

— О тех клиентах, что побывали у тебя за последнюю неделю. Если среди них были те, чьи пороки мне уже известны, то рассказ об этом можешь пропустить.

— Хорошо, — кивнула Феодора. — На этой неделе у меня были два сенатора — Лонгин и Демецин, но о них я могу сказать лишь, что это люди приличные, замученные старыми сварливыми жёнами. Я просто обслужила их по очереди, и они мне хорошо заплатили. Затем был королевский референдарий Киприан. Впрочем, ты уже знаешь, что для него я всегда держу молоденьких деревенских мальчиков... Надо сказать, что ни один из них ещё не жаловался на плохое обращение. Заходил богатый вольноотпущенник Демохор, потребовавший, чтобы одна из рабынь стегала его плетью, пока другая лежит под ним и делает ему феллатио. Потом явился Конигаст... О, это такой могучий мужчина, что ему требуется не менее трёх девушек сразу!

— Дальше.

— А дальше явились эти два жестоких негодяя — Василий и Гауденций, которые сначала вволю поиздевались над двумя моими рабынями — Юлией и Плавтией, доведя бедных девушек до слез. Затем они напились до такой степени, что Василий стал требовать, чтобы одна из девушек на их глазах отдалась козлу, и даже хотел послать своего раба на рынок за этим вонючим животным.