Кузнецов Иван - Глубокий поиск. Книга 1. Посвящение

Вскоре после того, как я изучила теорию защит, мне представился случай познакомиться с техникой защиты включением на практике. Но та удивительная встреча произошла несколько позже. А пока…

Ольга Семёновна возвращается на первый этаж — «пеленговать» вражеские атаки: её дежурство. А к нам в класс заходит Маргарита Андреевна.

Индивидуальные занятия у нас проходят в тёмном аппаратном зале, а групповые уроки — в просторной комнате с окнами, выходящими в крошечный дворик с большим деревом. С дерева сейчас вовсю летят жёлтые листья, наполняя серый день солнечным светом.

Вошедшей лет тридцать, у неё спокойное лицо и роскошная энергетика — чистая, мощная, чётко простроенная. Принадлежность к военному эгрегору очевидна. Но не просто к эгрегору — к элите элит!

Она начинает занятие почти так же, как Ольга Семёновна: внимание к чакрам, очищение, активизация. Затем она требует, чтобы каждый из нас выбрал цель. Цель конкретная, ясная, близкая. Она сама тоже выбрала цель и назвала нам. Три быстрых, жёстких, чётко сходящихся на цели луча: от горла, от солнечного сплетения, от пупка. Лучи сверкнули, как трассы зенитных снарядов… Целью был стакан. Обыкновенный стакан, забытый кем-то на столе, с остатками воды. Стакан лопнул у нас на глазах, и вода начала растекаться, пузырясь так, как будто кипела.

Теперь мы должны по очереди повторить опыт. Избранную заранее цель менять уже нельзя.

Мы с Лидой выбрали одну и ту же цель. Я работала первой. Птичье пёрышко, лежавшее на подоконнике с внешней стороны, подхватило порывом ветра и унесло. Лиде не повезло: ей пришлось выбирать новую цель, но такой лёгкой в поле зрения было уже не найти.

Пока Лида мешкала, подбирая новый объект, Женя, не мелочась, уронила с потолка в углу здоровенный кусок штукатурки. Правда, он давно откололся и держался лишь на тонком слое краски.

Теперь Игорь. Его цель — старый, много раз склеенный стул, на который все боятся садиться. Интересно, что скажет Нина Анфилофьевна, когда узнает, что мы разгромили весь кабинет?

Осечка! Стулу хоть бы что. А ведь Игорь бил сильно — все почувствовали! Игорь страшно краснеет. Преподавательница не даёт ему второй попытки: предлагает сразу найти ошибку. Ищем сообща, стараясь не обидеть Игоря, а поддержать его. Ей быстро надоедает нас слушать.

— Думаете, я расколола стекло? Нужно слишком много грубой силы. Нет, я вскипятила воду. Ищите слабое место. Все усилия направляем на слабое место! Понимаем?

Забавно! Железная тётка казалась такой самостоятельной. А она подражает начальнику. И в чём? Всего лишь в манере говорить.

— А если бы стакан был вообще без воды?

— Пузырёк воздуха в стекле можно тоже нагреть…

Стул с тихим стуком медленно разваливается и оседает на пол.

— Клей, — сообщает Игорь. — Старый, засохший клей. Ещё немного подсушил…

Лида, не мудрствуя лукаво, отрывает тем же манером полоску бумаги от оконного стекла.

— А теперь: вишудха, анахата, манипура, — говорит преподавательница. — Что будет с целью?

— Сердце — любовь…

— Цель полюбит меня, хи-хи…

— Цель притянется.

— Разбитое склеится… Вместо разрушения — созидание.

— Произойдёт желаемое, цель будет достигнута !

И снова мы азартно режем пространство незримыми лучами…

А вечером в свободное время пробуем проделать то же самое самостоятельно. Ничего не выходит! Разве что у Игоря, но он — не с нами. Вот каким мощным полем Маргарита Андреевна накрыла нас во время занятия!

Единственное, чему вовсе не уделялось внимания в нашей подготовке, — провидение. Меня вроде бы проверяли на провидение при отборе в Школу — когда поднимали среди ночи. И ещё раз то же самое проделал наш главный психиатр и гипнотизёр Михаил Маркович уже осенью.

Он разбудил меня среди ночи и попросил предсказать его будущее на год вперёд. Но перед моим мысленным взором возникла его сестра — Аглая Марковна — и никуда не желала отодвигаться, стояла как вкопанная. Женщина очень дородная, она представилась мне худой и измождённой. Болезнь? Аглая Марковна осталась в Ленинграде, с ней из-за блокады не было связи. Должно быть, Михаил Маркович беспокоился. Но что бы я ни сообщила, он ничего не сможет поделать. И я промолчала, соврав, что ничего не получается. Не знаю, какие выводы сделал Михаил Маркович, но после того случая ночные визиты больше не возобновлялись.

И никто толком провидению не обучал, поскольку это невозможно. Когда работаешь с информацией о ближайшем будущем — часы, дни, то велика вероятность, что при этом просто считываешь намерения людей, характеристики объектов и наблюдаешь события, которые уже начали происходить. Если же брать более отдалённую временн у ю перспективу, то и сроки проверки пророчеств отодвигаются на месяцы и годы. Непродуктивные занятия в Лаборатории не поощрялись.

Исключение составляла Женя. Было общепризнано, что её прогнозы, как правило, сбываются — вплоть до деталей. Я изредка наблюдала, как Женю отводит в сторону кто-нибудь из наших технарей или даже из операторов. Её лицо становилось серьёзным и отрешённым. Она сообщала что-то собеседнику на ухо. Я думаю, спрашивали о личном: о родных, ушедших на фронт, о собственном будущем, о карьере. Не представляю, как Женька обходилась с ситуациями, когда нужно было сообщить человеку огорчительную новость!

Впоследствии, уже находясь вне стен Лаборатории, я тоже нахлебалась славы пророчицы, однако у меня были все основания бестрепетно сообщать любые, в том числе самые неблагополучные, прогнозы.

Прошло около месяца с тех пор, как я оказалась в Лаборатории. Меня всё больше беспокоило, что между мной и родными пролегло глухое молчание. Я вновь подступила к Нине Анфилофьевне. Поймала старуху в коридоре — у тёмной лестницы на первый этаж — и получила прежний ответ: нечего отвлекать серьёзных людей от дела из-за детских капризов.

Но я твёрдо решила уломать её помочь мне с письмом. Просила-умоляла, требовала, сжав кулаки. Наконец, разревелась, лепеча вперемешку про мать, про отца, который умеет читать, про бабушку, что та прежде болела, и я беспокоюсь…

— Вся Москва окопы роет, — злобно прошипела старуха, — и мать, и бабка окопы роют. Не до твоих нюней. Тётки там мокрую землю ворочают — по жопу в грязи, в воде, под налётами. Это вы тут прохлаждаетесь, катаетесь как сыр в масле. Живёте у товарища Сталина за пазухой, не знаете ни войны, ни работы! А люди надрываются.

И, гордо вскинув седую голову, она удалилась. А у меня даже слёзы высохли — настолько я была ошарашена. Как в тумане, прошла по коридору до любимого окна. Стройная, хоть и суровая, картина действительности, которая была у меня в голове до сего момента, расползалась клочками, которые я безуспешно пыталась совместить между собой. А «бесенята» в шаманской сторожко развернули свои бестелесные головы — одновременно, точно стая рыбёшек, — и наблюдали за мной, возможно, не без сочувствия. Во всяком случае, их рисованные лица вытянулись и злобные улыбки исчезли.