Алан Ле Мэй - Непрощённая

— Что же это такое?

Голос Рейчел потонул в завываниях ветра.

Внезапно предмет стал двигаться, и Рейчел наконец поняла, что же находится прямо перед ней. Это был всадник на лошади. Он выглядел так странно потому, что гряда холмов скрывала из виду его лошадь и Рейчел могла видеть лишь верхнюю часть туловища всадника. Всадник тронул поводья, проехал вперёд, затем натянул поводья и встал. Потом он ещё немного проехал вперёд и снова встал.

Теперь Рейчел могла видеть его лошадь. Даже на таком большом расстоянии она ясно видела, в каком жалком состоянии находилось животное. Пожалуй, это была самая измождённая и заезженная кляча, какую ей только приходилось видеть в течение всей своей жизни. Всадник тоже выглядел довольно потрёпанным. Рейчел сумела разглядеть черты его лица и поняла, что это весьма немолодой человек. Выглядел он так же неважно, как и его лошадь.

Рейчел вдруг осознала, что, глядя на этого незнакомого всадника, испытывает безотчётный страх. Она не могла объяснить, откуда возникло это чувство и почему оно поселилось в ней, но оно было совершенно отчётливым, и от него некуда было деться. И больше всего она боялась, что этот страшный всадник вздумает подъехать поближе к их домику.

Но этого не случилось. Всадник вдруг просто взял и исчез. Исчез так внезапно, что Рейчел даже не поняла, когда и как это произошло. Она только что видела его и вдруг его не стало.

Девушка набросила на плечи полушубок и уже сделала шаг к двери, намереваясь оседлать свою лошадку и поехать посмотреть, что делает за грядой холмов этот страшный незнакомый всадник. Почему-то она была уверена, что ей обязательно нужно это сделать. Поравнявшись с дверью, она сорвала со стены ружьё марки «Шарп энд Хэнкинс», передёрнула затвор, намереваясь зарядить его. И вдруг застыла, внезапно осознав, что не сможет выйти из дома, чтобы посмотреть на этого страшного всадника. Ей вдруг стало ясно, что никакая сила в мире не заставит её добровольно сделать это. Безотчётный страх приковал её к месту. Она не могла сделать ни шагу.

В этот момент Рейчел услышала, что её мать встала с кровати и ходит за закрытой дверью спальни. Девушка как можно тише вернула ружейный затвор в исходное положение и повесила ружьё обратно на крючок.

В тот момент, когда Матильда Закари, зевая и потирая спросонья глаза, вышла из гостиной, Рейчел находилась перед очагом и делала вид, что помешивает там угли.

— Мне это действительно послышалось, или только показалось? — спросила мать.

Рейчел заколебалась, не зная, что ответить. Очень часто мать была такой рассеянной, что не слышала и половину того, что ей говорили. Но порой она также была очень внимательна и неожиданно замечала то, что, казалось бы, совсем не должна была заметить.

Так случилось и на этот раз.

— Мне кажется, я слышала, как кто-то передёрнул ружейный затвор.

Обе женщины разговаривали друг с другом, растягивая гласные и глотая при этом часть согласных. Так в ту пору говорили почти все техасцы. Матильда всегда следила за тем, чтобы её собственные дети изъяснялись именно так, поскольку считала, что так подобает говорить «настоящему белому человеку». Вот и сейчас она произнесла название марки ружья как «Ша-ап’н Хэ-энкинс».

Рейчел несколько мгновений стояла молча перед матерью, а затем выпалила:

— Там происходит что-то зловещее! По ту сторону гряды холмов.

Мать удивлённо уставилась на неё.

— Какой-то отвратительный старик с длинными седыми космами приехал сюда на жуткой старой кляче и в упор рассматривал нас.

Рейчел сбивчиво добавила, как она вдруг заметила его, каких трудов ей стоило разглядеть его и понять, что, собственно, происходит там, за грядой холмов... впрочем, на самом деле она увидела не так много, поэтому она не могла ещё что-то добавить к своему рассказу.

— Бедный старик, — протянула мать.

— Что?! — вырвалось у Рейчел. Судя по всему, ей так и не удалось донести до матери весь тот безмерный страх, который она вдруг испытала при появлении незнакомца.

— Без всякого сомнения, это просто какой-то старый охотник. И он, очевидно, так долго охотился один в глуши, что совсем отвык от людского общества и ему стало неловко постучаться и зайти к нам. Какой стыд! Если бы он знал, что мы с удовольствием накормили его, стоило бы ему только обратиться к нам.

— Ну да, и тогда бы весь наш дом пропитался бы его отвратительным запахом, — резко бросила Рейчел Закари. — И наполнился бы блохами. Готова поспорить, что все знакомые этого старика — это толстые грязные индианки, ни одна из которых никогда в жизни не держала в руках мыла!

— Рейчел! Ты не должна быть такой недоброй!

Рейчел пристально посмотрела на мать и медленно проронила:

— В любом случае, я уверена, что этот человек хочет причинить нам зло.

Девушка сама поразилась той боли, которая прозвучала в её голосе.

— Это просто обычная сезонная лихорадка тех, кому приходится проводить всю зиму в доме взаперти, — покачала головой старая женщина.

Рейчел нахмурилась. Она прекрасно понимала, что имела в виду мать. Действительно, очень часто у тех женщин, которым приходилось провести целую зиму в одиноком домишке, затерянном на бескрайних просторах прерии, занимаясь одними и теми же рутинными обязанностями и не общаясь ни с кем, кроме весьма ограниченного круга самых близких, к весне по-настоящему разыгрывалось воображение, и им тогда начинали мерещиться всякие кошмары. Самые невинные вещи вдруг представлялись им страшными и угрожающими. И им меньше всего хотелось слышать, что все их страхи — лишь воображаемые, потому что сами они по-настоящему верили в это.

Матильда Закари с любовью посмотрела на дочь:

— Рейчел, я думаю, что это время перед самым окончанием зимы и наступлением весны, которая, как обычно, всякий раз запаздывает — самое отвратительное во всём году.

Матильда зачерпнула ковшик воды из бочки и умылась. Затем она тщательно вымыла сам ковшик и, натерев его до блеска куском мешковины, повесила на крюк. После этого она подошла к очагу и водрузила на него целый чайник воды. Матильда хотела, чтобы к приезду её сыновей у них было вдоволь тёплой воды, чтобы помыться и освежиться после долгой тяжёлой дороги.

Рейчел продолжала дуться. «Мне надо лишь дождаться приезда братьев, — решила она про себя. — Уж они-то меня поддержат».

Братья Рейчел Закари приехали довольно поздно, и ещё долго не входили после этого в дом — им надо было задать корм лошадям. Пока братья кормили лошадей, Матильда и Рейчел суетились вокруг очага, готовя им ужин, и не зная при этом, когда же ребята смогут наконец войти в дом, чтобы поесть.

Матильда зажгла свечки, и их свет отбросил желтоватый отблеск на её седые волосы. Волосы Матильды Закари стали седыми очень давно, ещё двадцать лет назад, когда ей самой исполнилось лишь тридцать. И никто уже не помнил, какого цветы были её волосы до этого. Зато все помнили, что ещё недавно она была очень бодрой и живой, лёгкой на подъём, а её проворные руки могли переделать уйму работы. С тех пор она сильно изменилась, но никто не мог сказать, когда именно это произошло, потому что изменения, которые происходят с возрастом, обычно наступают неслышно и невидимо.