Алан Ле Мэй - Искатели

Постоянно находясь среди команчей, Мартин Паули заметил, что он невольно проникается их духом, проникается их отношением к природе. Команчи, которые постоянно жили на лоне природы, обожествляли её и поклонялись духам камней, ветров, рек и ручьёв. При этом они были самыми практичными и приземлёнными из всех индейцев. Они посмеивались над бессмысленными, по их мнению, религиозными церемониями, которые проводили другие племена, у них не существовало пантеона верховных богов, не было установленной религии и настоящих шаманов. Но одновременно у каждого индейца из племени команчей существовал свой личный тотем, и каждый индеец имел своего верховного покровителя в виде какого-то зверя. Обычно зверьми-покровителями команчей были бизоны, волки или выдры, и никогда — собаки или лошади.

Если индеец из племени команчей достигал старости, считалось, что он обладает определёнными магическими способностями — добрыми или злыми. И тогда к нему либо обращались за помощью при недомоганиях и заболеваниях, поскольку считалось, что за счёт своей личной магии он может победить болезнь, либо обходили его стороной, опасаясь, что он может наслать порчу или какое-то заклятие.

Белому было очень трудно, а порой и просто невозможно понять образ мыслей индейца — в основном он так и оставался для белого загадкой. Невозможно было понять, о чём думает индеец и что он в действительности собирается сделать. А однажды Мартин Паули столкнулся с индейцем, который знал то, чего он, казалось бы, никак не должен был знать.

— Ты очень хорошо изъясняешься на нашем языке, — сказал однажды Мартину один пожилой индеец. Видимо, он что-то слышал про Мартина, потому что тот ещё даже не раскрывал рта в его присутствии. Мартин сделал вид, что не понял слов индейца, потому что ему не хотелось, чтобы команчи знали о том, что он хорошо понимает их язык. Однако индеец, улыбаясь, продолжал, словно и не заметив попытки Мартина скрыть своё знание языка команчей:

— Порой можно набрести на дух, принявший форму мёртвого дерева. Это дерево чёрного цвета, оно выглядит, как скрученное судорогой человеческое тело, которое пытается освободиться, вырвавшись из власти земли.

Мартин замер, поражённый. Откуда этот старый индеец мог знать про его встречу с мёртвым деревом?! Индеец между тем серьёзным тоном продолжал:

— Я думаю, ты не очень страшишься смерти. Может быть, ты больше страшился её в прошлом году, но в этом году ты уже меньше боишься её. Однако тебе и в самом деле стоит опасаться неблагоприятного воздействия того мёртвого дерева. По сравнению с тем злом, которое может принести тебе это дерева, сама смерть может показаться чудесным лёгким избавлением.

Индеец развёл руками:

— Я говорю тебе это, как друг. Совсем не потому, что я ожидаю от тебя какого-то подарка или чего-то в этом роде. Я лишь желаю тебе добра, и больше ничего. Мне не нужно от тебя никакого подарка.

Что, впрочем, означало, что на деле подарок ему как раз нужен...

К середине осени настроение индейцев стало резко меняться. С одной стороны, их нападения на территорию Техаса достигли беспрецедентного размаха и глубины. Они достигали пределов штата Колорадо и орудовали на всём протяжении Канзаса, добираясь до границ штата Небраска. С другой стороны, федеральные войска тоже не сидели сложа руки и везде, где только было можно, давали индейцам жёсткий отпор. Вместе с солдатами и офицерами федеральных войск против индейцев сражались и рейнджеры. Бои были очень ожесточёнными, рейнджеры несли тяжёлые потери, однако в целом им удалось заставить индейцев платить весьма высокую цену за свои набеги. Из Ричардсона против индейцев выступил полковник Макензи с целым полком и прошёлся по всей территории индейцев. Команчи из племени котсетака предпочли ретироваться при его приближении, чтобы избежать столкновения. А великий вождь Бизон-Медведь, под началом которого находились такие известные воины, как Чёрный Конь, Хвост Волка, Маленький Ворон и исключительно талантливый, несмотря на свою молодость, Куанах, сначала угрожал полковнику Макензи, совершая рейды в районе его флангов и тыла, но потом тоже предпочёл отступить.

Удары, которые наносили белые, оказывались весьма чувствительными, и старые вожди во множестве теряли своих сыновей, которые один за другим гибли в бесчисленных столкновениях. Теперь, когда их тёмные глаза смотрели на белых людей, в них выражалось уже не прежнее торжество, а неизбывные печаль и горечь утраты. Племенные общества и объединения воинов, прежде столь многочисленные и постоянно устраивавшие торжественные пляски по случаю беспрерывной цепи своих побед, во время которых молодые воины триумфально потрясали свежедобытыми скальпами, заметно поредели.

В отместку за всё это индейцы убивали всё больше белых пленников, подвергая их жесточайшим пыткам перед тем, как лишить жизни. Это заставляло Эймоса и Мартина спешить, и они курсировали между индейскими поселениями в поисках Дебби, практически не зная ни сна, ни отдыха — и при этом их грызла страшная мысль о том, что, быть может, они уже потеряли шанс застать девочку живой.

Они оба были на грани отчаяния — хотя, казалось, заветная цель была близка, как никогда раньше. Но проходила неделя за неделей, а их поиски так и не приносили никакого результата. Было отчего впасть в уныние. И вдруг, когда уже выпал первый снег, они наткнулись на тот самый след, за которым так долго и бесплодно охотились — на след племени Синее Перо. Численность племени за это время почти не изменилась. И, как они уже совершенно точно знали, вместе с индейцами путешествовала и маленькая белая девочка. Очевидцы рассказывали им, что она совсем юная, со светлыми волосами и голубыми глазами.

— Завтра, — прохрипел Эймос, нахлёстывая свою лошадь. — Мы увидим её уже завтра!

Эти слова Эймоса, казалось, всё ещё звенели в воздухе, когда они остановились на ночлег — на свой последний ночлег перед тем, как встретиться с племенем Синее Перо.

Мартин Паули проснулся точно от толчка, но некоторое время был не в силах осознать, что же, собственно, его разбудило. Осмотревшись, он увидел, что Эймос спокойно лежит рядом с ним, мирно посапывая, а невдалеке дотлевают угли разожжённого ими костра.

Ночь была очень тихой. Ветра почти не ощущалось, лишь изредка его слабые порывы касались лица Мартина.

Но когда он затаил дыхание и прислушался, то услышал те еле различимые далёкие звуки, которые и разбудили его среди ночи.

Он стиснул руку Эймоса. Через несколько секунд Эймос сонным голосом прошептал:

— Что случилось?

— Богом клянусь, Эймос: я расслышал звуки какой-то далёкой битвы.