Александр Тамоников - Кровь на Дону

— Какие ворота, князь, тут басурман сотни! — воскликнул Горбун. — Не к воротам нам след идти, а бой последний тут принимать. Эх, Лидуха, прощай голубица! Не пришлось пожить!

— Ты погодь причитать-то, — подъехал к нему Бессонов, — не пришло еще то время.

— Да ты…

Сотни пошли в атаку, и тут вдруг прогремел взрыв такой силы, что кони шарахнулись в стороны, едва не сбросив всадников. Ратники удержали своих коней и все как один обернулись в сторону порта. Там в небо поднималось вихрящееся огненно-черное облако. Ударила взрывная волна, повалились старые деревья, где-то сорвало крыши.

— Арсенал! — завизжал кто-то из турок.

— В проулок к рынку, заграду рубить! — отдал наказ Савельев.

Дружина, под грохот взрывов и вопли турок, пошла в проулок. Рубить никого не пришлось, выставленный там десяток испарился, как вода на огне. Бросив коней, турки попрятались за городьбы, заборы. Они-то хорошо знали, сколько пороха в крепости и что будет, если взорвутся более мелкие склады.

Дружина выскочила к рынку. Вторая взрывная волна едва не повалила всадников, но ратники удержались. Врага рядом не было. Впереди — улица к воротам, в конце ее — толпа и конных, и пеших. Кони давили пеших мужчин, женщин, детей. Не до них, самим бы вырваться из огненной ловушки.

— Вперед, дружина, прорыв через ворота за Азовку! — махнул саблей князь. — Рубить всех, кто станет препятствием! — И кивнул Горбуну: — Расчищай дорогу, Осип!

— А где наша группа? — спросил Горбун.

— Уже за крепостью, давай, вперед, иначе взрывами накроет.

Горбун, подняв шестопер, погнал коня в конец улицы.

Сбив кучу турок, дружина вылетела на площадь перед воротами. Прогремели взрывы слева. Обрушилась часть каменной стены недалеко от ворот. Через главную башню пройти было невозможно, ее закрыли толпа и повозки.

— К разлому в стене! — быстро сориентировался Дмитрий.

— Но там еще пороховые склады…

— А тут нас перебьют. За мной!

Дружина, смяв нескольких крымчаков, которые пробивали себе дорогу к воротам, ринулась к образовавшемуся в результате подрыва порохового погреба проему. Они успели выскочить наружу в месте, где вал еще не был так высок, и всадники свели коней к небольшому полю. Никто русских не преследовал, никто не стрелял в спину. Дружина спокойно дошла до моста и перешла через Азовку.

В тот же момент прогремел еще один мощный взрыв, и вскоре все стихло. Лишь пламя пожирало постройки, да дым огромным черным облаком окутывал округу.

Дружина понеслась к возвышенности. Там Савельев остановил свою небольшую рать и послал наверх Власа Бессонова. Тот, не успев подняться, крикнул:

— Турки, сотня, это погоня, князь!

— Откуда она взялась? Но ладно, давай быстро вниз, уходим восточнее и отрываемся от преследования саженей на триста. — Он указал направление, и дружина пошла к небольшой роще.

Турки все же увидели уходивших русских, и сотник, отвечавший за охрану посада, решил отомстить дружине. Повел свою сотню через Азовку вслед русской рати.

— Пошто отклоняемся на восток, князь? — спросил у Савельева Гордей.

— Увидишь. Иди точно в указанном направлении.

Дружина прошла с версту, был уже виден Кельберек, как шедший в замыкании Влас Бессонов передал, что турки догоняют, стрелы их еще не достают, но скоро достанут. Пока расстояние саженей в двести.

Савельев кивнул, но упрямо вел дружину в том же ритме, не ускоряя коней, наказав ратникам скучиться и продвигаться единым отрядом в три шеренги друг за другом.

Гордей Бессонов понял замысел князя, когда со стороны холмов ударили пушки и пищальники рати княжича Долгинина.

И это оказалось совершенно неожиданным для турок. Разрывы ядер, начиненных шрапнелью, повалили треть сотни, два десятка выбили пищальники, но полусотня упорно продолжала гнаться за дружиной.

— За первыми турками идет еще сотня! — крикнул Влас.

— Продолжать отход, отворот к Кельбереку! — наказал Савельев.

Дружина подошла к старой крепости, когда на полторы сотни турок с востока обрушились пять сотен ратников Долгинина. Значительный перевес в числе сыграл свою роль. Ратники княжича разгромили турок. Удалось бежать всего паре десятков «прославленных», «непобедимых» янычар.

Рать Долгинина встала на месте сечи, туда же переместился наряд с десятью полевыми пушками, на фланги отошли десятки пищальников. Долгинин приготовился и дальше прикрывать дружину. Но ни турок, ни крымчаков пока больше не было.

Дружина вошла в крепость.

Горбун, завидев Агиша, бросился к нему, соскочив с коня:

— Ильдус, где Лидуха?

— Да погодь ты, Анвару помощь нужна.

— То пошто Лида не окажет ее? Она же знахарка, а не тока стряпуха.

— Осип… знаешь… нету больше Лидухи.

— Как нету? — ошарашенно прошептал Горбун.

— Отойдем, Осип, — подойдя, взял его за руку Савельев и отвел ратника к цитадели: — Понимаешь, Осип, там у арсенала получилось так, что Баймак, который должен был подорвать склады, получил ранение. Прикрывая его и Лидуху, погибли касимовцы. Турки наседали. Лиде никто не давал поручения или задания идти на подрыв, она пошла сама. Если бы не Лидуха, то мы и не выполнили бы задание, и все полегли бы в крепости. Вечная ей слава, Осип, и вечная память, она будет всегда в наших сердцах и молитвах!

— Я же говорил, давай пойду вместо нее. И она бы выжила, — нервно дернул головой Горбун.

— Но погиб бы ты, а Лидуха не смогла бы без тебя.

— А я смогу?

— Время, Осип, лечит.

— Эх, князь, отнял ты у меня самое ценное. Для чего теперь жить? Пошли обратно в Азов! Я за Лидуху отомщу, десяток басурман, но прибью!

— Негожие слова говоришь. Да это не ты, это отчаяние в тебе говорит. То, что ты предлагаешь, не месть, а самоубийство, то великий грех у православных. Или ты уже не считаешь себя православным?

— Пошто ты так? Я… — Осип недоговорил и отвернулся.

Савельев впервые в жизни увидел, как богатырь, прошедший и огонь, и воду, и медные трубы, заплакал. Слез видно не было, только вздрагивали плечи.

— Ведаю твое горе, Осип, — приобнял его за плечи Дмитрий, — но и наше не меньше, поверь мне. Выполняя задание, геройской смертью пала не только Лидуха, хотя ее подвиг выше всех подвигов. Погибли Икрам Гардай, Рустам Туран, твои друзья Бажен Кулик и Лавр Нестеров. У всей дружины великое горе. Но нам надо продолжать жить даже ради того, чтобы жили в безопасности наши семьи, наш народ, наше государство. Мы не принадлежим себе, мы и царю Ивану Васильевичу не принадлежим, мы всему святому русскому народу принадлежим и обязаны до скончания дней своих защищать его.

— Извиняй, Дмитрий Владимирович, слабину дал, — смахнул слезы Горбун. — Дозволь побыть одному?

— Если обещаешь не делать глупостей. И не долго, потому как вскоре пойдем к Тихой бухте, через Дон в станицу Дугановку, ну, а дале на Москву.