Глеб Чубинский - Сеть паладинов

— Но вижу, вы увлеклись теперь военной инженерией, — заметил Канцлер, кивнув на фолианты на столе Реформатора.

— Ах, это? — Лунардо кивнул. — Это машинерия. Признаюсь, это та область, в которой я не силен. Этими книгами меня снабжает наш новый, молодой, но уверен, гениальный механик, которого мы недавно переманили из Пизы.

Они поговорили некоторое время об университетских новшествах. Канцлер похвалил Реформатора за открытие новых кафедр и направлений.

Лунардо был Реформатором университета уже в третий раз и, конечно, знал, что делал. Прежде всего, добился, чтобы университет стал лучшим не только в Италии, но и в Европе.

Созданный в 1222 году, Бо долго соревновался за первенство с Болоньей, а теперь весь учёный и учебный мир стремился в Падую: кто преподавать, кто учиться. Многие образованные люди приезжали в город специально, чтобы сесть на университетскую скамью и послушать великих учёных.

Реформатор принялся было отчитываться, как идёт подготовка к секретарскому экзамену, удивляясь про себя, зачем Канцлеру понадобились эти малоинтересные подробности. Оттовион и в самом деле слушал Лунардо невнимательно, с рассеянным видом посматривая то на него, то на книжные шкафы позади Реформаторского стола.

— Я сегодня же должен отправляться обратно в Венецию. И приехал сюда не из-за экзамена, дорогой мессер Лунардо. Вернее, не только из-за него, — наконец осторожно вставил он.

Лунардо вопросительно посмотрел на Оттовиона:

— Хм... Тогда я слушаю вас, ваше превосходительство.

Оттовион подался вперёд.

— Я хочу переговорить с вами об одном очень важном деле. О нашей беседе будут знать только три человека: вы, я и мессер дож.

Оттовион следил за выражением лица Реформатора. Лицо Лунардо изобразило искреннее удивление.

— Вы меня заинтриговали. Состав участников, по крайней мере двух, весьма впечатляющ. Это... частное дело?

— И да, и нет. — Оттовион заколебался, подбирая слова. — В любом случае весьма конфиденциальное. Я не решился бы говорить с вами, если бы не заручился одобрением Его Высочества...

— В таком случае, любезный мой Канцлер, — Лунардо понизил голос, — я надеюсь, вы не будете возражать, если мы перенесём нашу беседу в мои личные апартаменты. И надеюсь, вы не откажете мне в любезности разделить со мной скромную трапезу?

Великий Канцлер охотно согласился, учитывая также, что шум в университетском коридоре нарастал. Реформатор, позвенев серебряным колокольчиком, вызвал помощника.

В кабинет вошёл высокий стройный молодой мужчина в строгом чёрном платье секретаря. Густые тёмные волосы свободно спадали ему на плечи, более придавая ему вид художника, чем служащего. Он встал у двери и почтительно поклонился Канцлеру.

— Джироламо, — попросил Реформатор, — сходи в университетскую кантину, где повара готовят торжественный обед для нашего высокого гостя, и распорядись, чтобы блюда перенесли в мой дом, ну а там предупреди, чтобы накрыли стол.

Помощник, поклонившись, вышел.

После обильного обеда, на котором присутствовала и супруга мессера Маркантонио, дородная статная матрона из славной венецианской семьи Джустиниан, Реформатор и Канцлер уединились в кабинете. Здесь, как и в университетских аппартаментах, было множество книг, а стены украшены картинами на библейские и мифологические сюжеты. Над письменным столом хозяина висел поясной портрет великого турка Сулеймана Великолепного, напоминавший о том, что старый дипломат почти пять лет прове т в Константинополе в качестве байло, да к тому же в самые напряжённые для Венеции годы. Лунардо удобно расположился в кресле, приготовившись к тому, что Канцлер сам начнёт разговор.

— Дело заключается в просьбе, — вкрадчиво начал Канцлер. — Мы хотели бы привлечь вас в качестве советника в международных делах.

Лунардо ответил не сразу, и в его взгляде промелькнуло любопытство.

— Я очень польщён, что меня по-прежнему считают годным давать советы по международным делам. Однако вы сказали, что ваше дело носит частный характер?

— Да.

— Но международные дела нашей Республики... Как они могут носить частный характер?

— Мы, мессер дож и я, — Канцлер сделал ударение на первом слове, — хотим знать ваше мнение в частном порядке. Нам хотелось бы получить объективное заключение знатока, не втянутого во все перипетии нынешней политики.

Проницательный и настороженный взгляд Реформатора университета продолжал внимательно изучать суровое лицо великого Канцлера.

— Так чем же я могу вам пригодиться? — Лунардо заскрипел в кресле. — Друг мой, прошу вас, не торопитесь выкладывать мне свою тайну. Скажите, уверены ли вы, что я должен знать её?

— Должны. — Оттовион тяжело вздохнул. — Но не знаю, захотите ли. Многое из того, что я сообщу, носит секретный характер, но я полностью доверяюсь вам, мессер прокуратор.

— Тогда, — проговорил Лунардо, твёрдо глядя в глаза Канцлера, — могу ли я оставить за собой право сказать вам «да» или «нет»?

— Согласен, — Канцлер кивнул. От него не укрылось, как дипломат старается подавить в себе нарастающее беспокойство. И Оттовион понимал, почему. Странное предложение, просьба, выходящая за пределы дозволенного, в стране, где даже стены домов имеют уши...

Он рассказал Лунардо о непрекращающихся провокациях на море и на суше, совершаемых неизвестными от имени венецианцев, о содержании последнего заседания Совета Десяти.

— Что вы думаете обо всём этом? — спросил Оттовион, закончив рассказ.

— Война проходит буквально по нашим границам, — Лунардо пожал плечами. — Понятно, что имперцы и турки не прочь и нас втянуть в свою борьбу. Уже не говоря о понтифике, Его католическом Величестве короле Испании и итальянских принцах. Очевидно, что они будут всячески подстрекать нас и подталкивать на турка.

— Но провокации могут привести к войне!

— Конечно, провокации служат отличным поводом к войне, — согласился Лунардо. — Но только поводом. А турки, вы знаете, если захотят, развяжут войну и без повода. Потом, я не уверен, что великий визирь Синан и адмирал Чигала действительно хотят войны с Республикой. Вы заметили, что после каждой угрозы Чигалы и Синана им обязательно от наших байло что-то перепадает? Да они просто вымогают у нас деньги и подарки! Для создания нетерпимой враждебной обстановки между Турцией и Венецией надо нечто большее, чем провокации с переодеванием! Что-то вроде заговора против Венеции!

Канцлер поднялся с места, облокотился рукой о стол. Дыхание его стало тяжёлым, словно ему не хватало воздуха.

— Я убеждён, что мы как раз и имеем дело с заговором!

— Заговором? Заговор держав против Венеции? — Взгляд Лунардо заблестел. Беседа изумляла его всё больше и больше. — А что заметили наши дипломаты?