Владимир Соболь - Время героев

Когда Семён вечером принёс ужин, Новицкий передал ему разговор с комендантом.

— Нет, — сказал казак, и по его тону Сергей с упавшим сердцем понял, что для Атарщикова дело уже обдуманное и решённое. — Я, извини, Александрыч, с тобой уже не пойду. То есть не с тобой, а с теми.

— Ну, Семён, а если нам с тобой вдвоём отправиться?

Тот замолчал на короткий миг, а потом мотнул головой.

— Не возьмусь. Так далеко я раз-два забирался, да и то не один. Не найду я тропы. Так и пропадём ни за что.

— Видишь — стало быть, мне надобно с Юнусом отправляться. Раз уж вызвался, отказаться никак невозможно.

Атарщиков только крякнул, будто приняв тяжёлый удар.

— Это фанаберия в тебе, Александрии, взыграла. Гордыня, по-нашему. Нетто стыдно отступить перед силой? Ты посмотри только — какие горы стоят, какие реки там с камня на камень прыгают! Природа, брат, любого человека завсегда переборет. Откажись. Авось, да других отыщем.

Но теперь уже Новицкий качнул головой, отвечая безмолвно «нет», и расстроенный казак тоже умолк.

«Что ж, — размышлял Сергей, прохаживаясь вечером у внутренней стены крепости, — судьба посылает ему новый свой вызов». Отказаться от предложенных проводников — значит выказать недоверие к Бранскому, старшему по команде в теперешней ситуации. Оснований таких, что можно изложить на бумаге и отправить в столицу, у него нет. Да и Георгиадис дал ему понять ясно, что положение графа достаточно прочно и одними подозрениями его, увы, не расшатать. Вольно Семёну отказываться — он человек свободный. Он же, Новицкий, состоит на службе уже два десятка без малого лет и привык выполнять приказания. Служить — так не картавить, а картавить — так не служить, вспомнилась ему старая присказка, которую услышал ещё в Преображенском полку. Либо подчиниться, либо — немедленно выйти в отставку, да притом ещё чувствовать за спиной насмешливый шепоток: мол, не хватило господинчику пороху! Он пнул с досадой попавший под ноги камешек и вдруг остановился, поражённый незнакомым до сих пор ощущением. Ему вдруг сделалось интересным сыграть с жизнью ва-банк. Ему, который до сих пор сторонился карточного стола, что в гвардейских казармах, что в тифлисских гостиных. Поставить, не выбирая, на первую карту, что выскользнула перед ним из колоды. Горы пропускают хороших людей, вспомнились ему слова Атарщикова. А вот и проверим, Сергей Александрович, указал он себе, насколько вы хороши и проворны...

Через две ночи, ранним холодным утром Новицкий пошёл к воротам, ведя в поводу рыжего мерина. К задней луке седла были приторочены два туго набитых мешка с зерном, сухарями, сушёным мясом. Проходя мимо строения с канцелярией, Сергей невольно отыскал глазами окно Бранского. Несмотря на ранний час, граф сидел у распахнутого настежь окна, выставив наружу длинную трость трубки. Увидел Новицкого, он вынул мундштук изо рта, привстал и с приятной улыбкой отвесил поклон. Сергей мрачно кивнул и отвернулся...

Княгиня Софья Александровна за последний год сменила три дома и никак не могла привыкнуть к огромному особняку, стоявшему в центре Тифлиса. Двухэтажное здание, возведённое из камня только лишь к прошлой осени, ещё не успело просохнуть окончательно, и постельное бельё до сих пор пугало хозяйку своей непривычной липкостью. Десятка два комнат, выстроенных анфиладами, две большие залы с паркетными полами, хозяйственный флигель, резавший на две части просторный двор, всё требовало внимательного, опытного глаза, а между тем Петрос остался в Чинахчи, и распоряжаться действиями горничных, лакеев, кухарок, конюхов следовало самой княгине. За все свои почти четыре десятка прожитых лет Софье Александровне ни разу не приходилось отправлять обязанности столь сложные, и к концу каждого дня она только с ужасом думала, что завтра в девять утра надобно начинать уже следующий. Она не любила этот дом — ни длинную столовую, где во многих настенных зеркалах отражалась коричневая полированная поверхность обеденного стола; ни квадратную высокую спальню, где балдахин супружеской постели вздымался на витых столбах едва ли не под потолок; ей не доставляли удовольствия ни гостиная с мягкими креслами, аккуратно сложенными ломберными столиками, скромно ждущими своего часа. И уж конечно, её совершенно не радовал вид кухни, лакейской, швейцарской, куда она заглядывала по крайней необходимости. Она с удовольствием отдала бы все домашние работы и хлопоты в надёжные и крепкие руки Патимат, но та лучше обращалась с оружием, чем с людьми. Единственное помещение в доме, где княгиня чувствовала себя спокойно и вольно, была даже не её комната, а — кабинет мужа. И сегодня она по обыкновению проводила вечер в ожидании князя, присев в уголке дивана с новым английским романом Jane Osten [59] Джейн Остин — английская писательница начала XIX столетия. .

О возвращении князя она узнавала по той суматохе, что вдруг поднималась в обычно тихом, даже угрюмом доме. Девушки улепётывали в убежища в задней части особняка, лакеи выстраивались вдоль лестницы, вытягивались и застывали недвижно; князь часто бывал весьма резок и, замечая непорядок, не скупился на наказания. В дверь кабинета стукнули, заскочила Патимат, округлила большие глаза, приложила ладонь к горлу, что означало: «не в духе», и ускакала. Софья Александровна не шелохнулась. За прошедшие годы она хорошо узнала характер мужа: вспыльчивый, но отходчивый. Какие бы молнии генерал Мадатов ни швырял поначалу, надобно было всего лишь выждать, пока гроза разрядится сама собой.

Князь вошёл своей лёгкой летящей походкой, покосился на жену:

— Ты опять здесь, Софья! И всё так же с книгой! Хорошо, что я нынче не голоден.

Софья Александровна промолчала. Она знала, что после совещаний у главнокомандующего Мадатов дома не ужинает. Но на самый непредвиденный случай она, разумеется, уже успела распорядиться.

К Ермолову Валериан ездил только в полном мундире. И сейчас он был в чёрном доломане, который носил в память о службе в Александрийском гусарском. Георгиевский крест у плотного, высокого воротника, звёзды других орденов выгодно оттеняли золотое шитьё и тяжёлые эполеты. Он не сутулился под тяжестью прожитых лет, был всё так же узок в талии, словно командовал по-прежнему эскадроном, а не соединёнными войсками трёх закавказских провинций.

Василий вошёл следом за князем, принял ментик, шашку и выскользнул из кабинета почти бесшумно. Единственное, в чём Мадатов позволял себе отступить от формы, — носил вместо тяжёлой сабли лёгкую и острую шашку, в деревянных ножнах, обтянутых сафьяном. Даже не «гурда», а «волчок» — так звалась опасная булатная полоса, направленная денщиком до остроты почти бритвенной. Самому Валериану порой казалось, что шашке достаточно только опуститься на любой предмет, попавший под горячую руку хозяину, чтобы перерезать его надвое — будь то баранья туша, пуховая подушка или человеческий торс.