Владимир Соболь - Черный гусар

Иван Лазарев был богат, знатен — получил титул графа Австрийской империи, — великодушен, образован и вместе с тем имел вкус к приключениям. Именно ему приписала легенда главную роль в истории алмаза «Орлов».

Якобы Ованес ещё в Иране купил огромный и безумно дорогой камень, когда делили добычу, захваченную Надир-шахом в Дели. Узнав, что Лазарев покидает страну, персы потребовали отдать драгоценность. Ованес сказал, что он уже продал алмаз, и спрятал покупку в — собственное же тело, в разрез на ляжке. Перебравшись в Россию, купец совершил обратную операцию, а камень продал Григорию Орлову. Цену алмазу определили в 450 тысяч рублей, и то, вероятно, продавец сбросил немало, рассчитывая на будущие милости от фаворита. Сам же камень Григорий Григорьевич поднёс императрице Екатерине.

Затем Иван Лазарев построил на своём подворье Армянскую церковь, а у красной линии [4] Линия, вдоль которой обязаны были стоять фасады домов на улицах Петербурга. Невского возвёл два трёхэтажных дома, окаймлявших проход к храму. В первом этаже одного из них и поселились карабахские мелики. Впрочем, общались они больше не с хозяином, а с его младшим братом Минасом, Миной. Тот держался скромно, но говорили, что Иван Лазаревич редкое дело предпринимает, не спросив совета у Мины. Будто бы именно ему армяне обязаны и церковью святой Екатерины напротив Гостиного Двора, и другой, заложенной на Васильевском острове.

— Чем ты расстроен, уважаемый Шахназаров? Я слышал, император говорил с вами благосклонно, хотя не без гнева... Да-да, дорогой, не удивляйся. Новости в Петербурге бегают быстро.

Джимшид и Фридон отошли от печки. Обычай требовал выказать уважительное почтение, да и голова с сердцем настаивали на том же.

— Император разрешил нам выйти в Грузию в следующем году.

— Это большая удача.

— Соглашусь с тобой, уважаемый Минас Лазаревич. Но она чуть было не пролетела мимо. И всё из-за упрямого малолетнего ишака!

Лазарев чуть приподнял большие веки:

— Удача порхает на лёгких крыльях. Эта птичка капризнее юной девушки. Чем же осмелился наш Ростом вызвать гнев государя?

Юноша наклонился вперёд:

— Я хочу служить в гвардии императора!

Джимшид сжал мощную ладонь в объёмный кулак и погрозил племяннику:

— Молодёжь совсем забыла, как почитать старших. Они хотят, они думают, они — говорят, когда их ещё не спросили!

Фридон пошевелил плечами. Владетель Гюлистана уступал Шахназарову не только в росте, но также и в возрасте. Он был ближе к Ростому на целых пятнадцать лет и лучше понимал сильного и горячего парня.

— Государь вряд ли разгневался из-за такой просьбы, — осторожно заметил Лазарев. — Ему нравится, когда хотят служить в его войске.

Джимшид уже остывал:

— Это был лишний вопрос. Не он разъярил императора. Но в гневе тот мог отказать и нам в нашей просьбе.

Минас согласно закивал головой:

— Не надо просить у сильных мира сего лишнее. Иначе они могут запретить даже необходимое... Но что же с мальчиком, дорогой Джимшид? Ты увезёшь его обратно в Арцах?

— Зачем армянам чужая армия?

— Если вы выходите в Россию... А Грузия теперь будет Россия... Тогда эта армия для вас уже не чужая.

Джимшид насупился:

— Такой маленький вопрос. Нам сейчас нужно решать судьбу двух гаваров.

— Жизнь одного человека мало значит рядом с тысячами других, — согласился Лазарев. — Но иногда и от неё зависит, в какую сторону качнутся весы Времени. Государь пылок и тороплив. Он уже прислал офицера, чтобы узнать — действительно ли Ростом, сын мелика Шахназарова, хочет служить в гвардии российского императора?

Юноша так просиял, что трое взрослых едва удержались от смеха.

— Отпусти мальчика, — подал голос Фридон. — Может быть, у армян появится ещё один воин.

— Я вернусь сильным, как Давид-бек! — задыхаясь, крикнул Ростом.

Джимшид кивнул:

— Возможно, вы правы. Возможно, так будет лучше. Но я слышал, что в гвардию приходят только знатные русские.

— Солдатом может наняться каждый. Но нашему мальчику нужно стать офицером. Для этого требуется грамота о дворянстве. Однако что за проблема, уважаемый Шахназаров? Он не сын твой, он твой племянник, но — такой же мелик, такой же князь, как и ты... Что с вами, друзья мои?

— Выйди, — кинул Джимшид почерневшему вдруг Ростому. — Выйди, мальчик. Дай поговорить взрослым мужчинам...

— Нехорошо поминать родителей дурным словом, — медленно начал свою речь владетель Варанды. — Но вы оба знаете, что за человек был мой отец.

Фридон кивнул, а Лазарев посмотрел удивлённо:

— Я слышал — в стихах на его надгробии есть такая строка: гордостью он являлся армянской нации...

— Это могила моего деда. Хусейн Шахназаров, владетель одного из меликств Хамсы [5] Хамсе (араб.) — пять. Пять меликств, составлявших Нагорный Карабах в XVIII веке. союзник Давид-бека и спарапета Мхитара. Он вырезал передовой отряд Абдуллы-паши, что осмелился остановиться на зиму в Аветараноце. Да, уважаемый Минас, не платил он дани ни одному царю, // Был мощным оплотом всей страны... А сын его, Шахназар Шахназаров стал проклятием армян Карабаха...

Он жестом остановил Фридона, пытавшегося возразить. И сам замолчал надолго. Оба собеседника тоже стояли тихо, не решаясь тревожить воина, взрывавшего память своего рода...

— В нём была половина турецкой крови. Что до сих бушует во мне и, — он кивнул в сторону двери, — в этом молодом ишаке. Мой отец — Шахназар Второй — убил своего сводного брата, законного мелика гавара Варанда. И четыре других властителя — Гюлистана, Хачена, Джраберды и Дизака — выступили против убийцы. Но Шахназар не стал дожидаться, когда его прихлопнут, как крысу. Он позвал на помощь вождя племени Джеваншир — Панах-Али-хана...

— Кочевники, что остались в наших степях ещё со времён великого Надир-шаха, — пояснил Лазареву Фридон.

— Они уже не хотели пасти скот, — мрачно продолжил свой рассказ Шахназаров. — Они хотели построить свою крепость в горах. Так выросли стены укрепления Панах-абад. Позже его назвали Шуши-каласы... Говорят, что отец своей рукой положил первый камень в стены Шуши. Он думал, что возводит новый знак своей силы, а вышло, что он вырыл могилу и себе, и всем меликствам Карабаха. — Джимшид прервал рассказ, подошёл к двери, приотворил, желая убедиться, что племянник не подслушивает беседу старших. И продолжил: — Но — пока Шахназар Второй был жив, он считал своим всё, что ему хотелось иметь. Не колеблясь, протягивал руку к любой вещи, что лежала не слишком удачно. А если хозяин надёжно прятал сокровище, мелик Варанды сбивал любые затворы.

Лазарев чуть улыбнулся. Ему показалось, что Джимшид всё-таки гордится своим жестоким отцом.