Андрей Васильченко - Ярославский мятеж

Балк в своем отчете сообщает интереснейшие сведения: «Немецкая комиссия ни одной минуты не планировала занять в Ярославле какие-либо объекты или иным образом пойти на политические акции. В продолжение нескольких часов, начиная со сдачи мятежного штаба в плен и до вступления в город частей Красной армии, город фактически находился в руках немецкой комиссии – такое положение оказалось просто неизбежным в возникших конкретных условиях. Со стороны самих советских властей были даже просьбы о целесообразности временной передачи исполнительной власти в городе в руки немецкой комиссии. Подобные просьбы поступали с различных сторон, в частности, от представителей граждан города, предложивших немецкой комиссии наличность своей городской кассы в размере 60 миллионов рублей на том основании, что в руках немецкой комиссии эти деньги будут в наибольшей сохранности».

Утром 21 июля 1918 года лейтенант Балк выпустил обращение, которое было отпечатано и развешано на улицах города:

ГРАЖДАНСКОМУ НАСЕЛЕНИЮ ГОРОДА ЯРОСЛАВЛЯ

1.

Допущенная на основании Брестского договора правительством Русской Федеративной Советской Республики и уполномоченная тем же правительством германская комиссия № 4 в Ярославле имеет честь оповестить следующее: Штаб Ярославского отряда Северной Добровольческой армии объявил 8-го сего июля германской комиссии № 4, что Добровольческая армия находится с Германской империей в состоянии войны. Так как военные операции не привели к желательным результатам и дабы избегнуть дальнейших разрушений города и избавить жителей от неисчислимых бедствий, Ярославский отряд Северной Добровольческой армии 21 июля 1918 года предложил германской комиссии № 4 сдаться ей и выдать свое оружие.

Германская комиссия № 4 приняла предложение.

2.

Комиссия передаст штаб в качестве военнопленных Германской империи своему непосредственному начальству в Москве, где дано будет все дальнейшее. Германская комиссия № 4 располагает сильной боевой частью, образованной из вооруженных военнопленных, и займет для поддержания спокойствия в городе Ярославля до получения решения из Москвы положение вооруженного нейтралитета. Для соблюдения порядка и восстановления нормального течения жизни комиссия окажет по возможности мирному населению должную поддержку. Да займутся обыватели многострадального города вновь своими делами и заживут с полной надеждой на лучшее будущее.

Проблема состояла в том, что содержание этого воззвания не представлялось возможным довести до сведения красного командования. Балк вспоминал: «До сих пор не представлялось возможным связаться с Красной армией. Было также, по меньшей мере, сомнительным, признают ли и выполнят ли подчиненные штабу части саму операцию сдачи оружия. Кроме того, не было четкого представления и о настроениях среди населения города. Поэтому комиссия должна была взвесить все возможные варианты и быть готовой к любым неожиданностям, а также предусмотреть вероятность того, что в последующем русская советская власть города сделает комиссии упрек в некоторой формальной некорректности». Впрочем, новость о том, что Ярославль внезапно перешел под контроль немцев, долетела до командования Красной армии очень быстро. В первой половине дня 21 июля Геккер сообщал в Москву: «Военнопленных на постах, то есть караулящих сдавшихся белогвардейцев, не более сотни, но по городу их несколько тысяч, вооружены они винтовками, которые выдал им Исполнительный Комитет раньше, чем наши части успели дойти до этого пункта города. Их отношение к Красной армии самое лучшее, так как белогвардейцы во время своего владычества обращались с ними плохо и вызывающе. Справиться с ними думаю с помощью одной бумажки, то есть ордера о сдаче всех караулов нашим частям». Впрочем, решить проблему с помощью «одной бумажки» не удалось. И сей факт не вызывал у большевиков ни малейшего восторга. Только-только они вознамерились сровнять Ярославль с землей, как внезапно пришлось учитывать множество «дипломатических хитростей». Однако вскоре из Москвы пришел ответ на запрос от Карла Радека, который отвечал за взаимодействие с Германией. Тот фактически разрешил, плюнув на дипломатию и этикет, оказать давление и на комиссию № 4, и на лейтенанта Балка. Гузарскому этого было вполне достаточно. Он незамедлительно отбывает в Ярославль для переговоров с Балком. Когда германский офицер заявил о своей позиции, то Гузарский обложил его матюгами и в угрожающей форме потребовал передать всю полноту власти в городе красному командованию. На этом дипломатический кризис был исчерпан.

Еще буквально за несколько часов до этого разговора красное командование не рассчитывало на быстрое взятие Ярославля, а теперь город оказался у них в руках фактически без единого выстрела. Заканчивая рассказ об авантюре с лейтенантом Балком, обратим внимание читателя на массу фейков, возникающих в связи с этой фигурой. Например, существует миф, что Балк лично вел картотеку желавших принять «германскую защиту», которую позже передал ЧК. Теоретически он мог, конечно, составить небольшие списки, например, штаба Ярославского отряда Северной Добровольческой армии – это еще можно себе представить. Но картотека на 50 тысяч персон, по которой позже проводились массовые расстрелы – это уже нечто из разряда ненаучной фантастики. Во-первых, даже если бы у Балка был разветвленный чиновный аппарат, на составление подобной картотеки ушли бы недели, даже месяцы. Во-вторых, для массовых расправ, которые начались сразу же после перехода города под контроль красных, особых поводов не требовалось. Судя по рассказам очевидцев, в течение кошмарного полумесяца расстрелять могли кого угодно. Для того чтобы гарантированно «встать к стенке» хватало, чтобы «человеку с ружьем» показалось, что у прохожего на лбу «кант от фуражки»…

Советские историки не очень любили рассказывать о том, как и в каком состоянии 21 июля перешел под контроль красных частей Ярославль. Об этом могли бы вспомнить выжившие в боях белые повстанцы, но их, в большинстве своем, расстреляли. Какие-то подробности можно найти в документальной повести Николая Чуковского «Ярославль»: «Он шел не по улицам, а напрямик, по пожарищам, перепрыгивая через обгорелые бревна и обходя торчащие трубы. В печальных грудах мусора копались женщины, отыскивая остатки своего имущества – ложки, железные кровати, кастрюли, пуговицы. Бледные, испуганные дети играли пустыми патронами. Деревья пожухли от жары и стояли увядшие как осенью». Комиссар финансов Петровичев давал схожее описание: «Проезжая по Октябрьской ул., видим, пожаром освобождена громадная площадь от деревянных строений, а стояли каменные дома, без рам, стекол, даже крыш. Провода все порваны, столбы где выворочены, где стоят покривившись, во многих местах мостовая перекопана канавами. Рельсы трамвая изогнуты. На пути то и дело попадается оборванная и смятая проволока, которая зацепляется за автомобиль и, затянувшись, останавливает его или вырывает из него какую-либо часть. На Любимской улице, разрушенной меньше, на тротуаре лежат несколько трупов в серых шинелях, некоторые уже почернели. Едем далее. Провода оборваны по всему городу, стекла выбиты, стены домов где со следами пуль и снарядов, где разрушены или полуразрушены». Столь же пугающую картину дает оставшийся неизвестным корреспондент «Известий»: «На Сенной площади все лари сгорели. Пожарная вышка разрушена. В уцелевших домах выбиты все стекла. Цирк разрушен снарядами. Красуется на балаганчике вывеска с надписью „Разумное развлечение. Театр миниатюр“. На эту вывеску нельзя смотреть равнодушно: до того она нелепа. Тут же на груде мусора, обхватив кучу руками, лицом вниз лежит девушка… совершенно нагая и обгорелая».