Карл Клэнси - Сага о Лейве Счастливом, первооткрывателе Америки

Из-под шлема Эрика с кончиками орлиных крыльев выбивались пряди непослушных темно-рыжих волос, а густая рыжая борода доставала до ослепительно сверкавшей кольчужной рубашки. Накинутый на плечо темно-красный бархатный плащ полыхал как пламя. Руки были унизаны драгоценными перстнями.

– Вы, трусливые христианские лицемеры! – взревел Эрик, бросаясь к судьям внутри «рокового кольца» из кожаных ремней. – Если бы я предал богов своих предков, как это сделали вы, меня освободили бы от такого наказания! Ваше счастье, что у меня отобрали меч!

Тут он пригнул шею, словно раненый бык, и устремился к Торгесту:

– Вы, христиане, смутьяны! Вы порочите эту свободную землю Одина и Тора! Это вас следовало бы изгнать!

Но прежде, чем разгневанный язычник схватил своего врага, воины, обеспечивающие исполнение закона о неприкосновенности в суде, сомкнулись вокруг него плотной стеной и прижали ему руки к бокам.

– В течение последующих пяти дней и ночей дается тебе право снарядить корабль и приготовиться к отплытию, – невозмутимо продолжил судья. – Если по истечении этого срока тебя обнаружат в Исландии, то ты расстанешься с жизнью.

Яростный рев вырвался из глотки Эрика Рыжего, но воины быстро выдворили его с площадки. Тщетно возводил он очи к жилищу богов – к гряде величественных вулканических гор, исполинам из льда, полным огня, что с севера, востока и юга охраняли безбрежные воды Главного Фьорда, тянувшегося на запад. Ни они, ни остроконечная вершина Святой Горы, кажется, не проявляли ни малейшего участия к его судьбе. Безразличны к ней были и серо-голубые ленты льда, которые сползали, извиваясь между горами, словно блестящие змеи, изогнувшиеся над убегающими водопадами, дабы заморозить их своим дыханием. Эрик покорился воле богов.

Несмотря на суровый приговор, возвращение Эрика Рыжего домой напоминало триумфальное шествие победителя. Горяч, а порою неистов, был по натуре вождь, тем не менее он пользовался повсеместной любовью на западном побережье Исландии. Со своим надежным мечом «Кусающий до костей», возвращенным на привычное место сбоку, в окружении преданных соседей, дружинников и бондов, шествовал он от судилища вниз к причалу на берегу Гваммского фьорда, быстрое течение которого отделяло Торснесс с древним языческим храмом и «роковым кругом» от его усадьбы на острове Быка. Поддержка друзей и ковши с пивом на пути домой отвлекали Эрика от горестных дум, но только до тех пор, пока его гребцы, обгоняя другие корабли, не начали грести к берегу. Тут уж он закручинился.

Для Эрика и его семьи высылка из Исландии была большим несчастьем сама по себе, но все осложнялось еще и тем, что во всем огромном мире не было такой земли, где бы он мог найти приют, не было такой гавани, куда бы он мог плыть.

Вернуться с семьей в родную Норвегию означало пойти навстречу собственной смерти, поскольку убийство, за которое он был объявлен вне закона до бегства в Исландию, еще не было забыто. Попытаться осесть на христианских берегах Эрина [1], Королевства скоттов, Фарерских островов или Британии значит отказаться от богов своих предков или поплатиться жизнью. Более того, каждая пядь континента была для него враждебной землей – там везде проживали почитатели Белого Христа.

Вот если б его домашние не были объявлены вместе с ним изгнанниками, он мог бы оставить жену свою, Торхильд, с дочерью Фрейдис и двумя малыми сыновьями, Торстейном и Торвальдом, в усадьбе под охраной половины дружины и уйти в викингский поход вместе с двенадцатилетним сыном Лейвом. Но теперь он должен был забрать с собой всех своих чад и домочадцев.

Забыв о вожде Торбьерне и других спутниках, Эрик неотрывно смотрел на остров Быка. На этом голом острове он собирался вырастить детей и, если не считать викингских походов которые предпринимал от случая к случаю, ради добычи и спорта, провести остаток дней своих в мире и покое. В большом каменном доме и крытых дерном строениях усадьбы на склоне холма, в имуществе и животных, что скрывались под их кровлей, да в надежном корабле, что стоял на берегу между причалом и рыбацкими лодками, заключалось все его богатство, нажитое за долгие годы благодаря мужеству и тяжкому труду. И вот теперь он должен оставить усадьбу врагам, бежать в неведомые земли и снова начинать с землянки. «На все воля богов». В это Эрик верил. К счастью, он был высокорожденным, – сын Торвальда Могучего, благородного норвежца, внук ярла Освальда и потомок Нильса Благородного, а не то мог бы лишиться рассудка!

Густой дым с искрами, валивший из дымохода поварни, суматоха возле дверей, внезапно переключили мысли Эрика на то положение, в котором оказалась его любимая жена. Бедная Торхильд! Она вынуждена страдать вместе с ним! Ей придется в спешке увязывать добро, расстаться с надежным домашним очагом, встретиться с опасностями, ожидающими их в море, и заново создавать дом… одному Одину известно, где!

Он знал, что Торхильд была на судилище. Значит, она слышала страшные слова приговора. Слова, которые лишали ее детей теплых плит домашнего очага под ногами, крыши над головой и пронзали ее сердце. Но удалось ли им лишить ее мужества? Раньше, когда его объявили вне закона в округе Дала восточной части Норвегии, где родился их первенец, Лейв, Торхильд напомнила ему с неустрашимой верой своих предков:

– Чему суждено быть, то и будет.

Да, воистину его жена была благородного происхождения. И все-таки события этого дня должны были подкосить ее. Ни одна женщина не смогла бы устоять…

В этот момент дворовая стража широко распахнула дверь в высокую гридницу Эрика и возвестила о приходе хозяина. Как только он переступил через порог дома, у него отлегло от сердца. Здесь, на длинных плитах очага в центре зала, приветствуя изгнанника с друзьями, ярко горели два костра из березовых бревен. На столбах и стенах полыхали новые факелы. С трех сторон возвышались столы, накрытые для пиршества. Возле костров стояли бочки, до краев наполненные пивом, их зеркальная поверхность отражала искры, взлетающие вверх и исчезающие вместе с дымом через отверстия в крыше. Судя по аромату жареного мяса и дичи на вертеле, слуги на кухне трудились не покладая рук уже не один час.

Торхильд перенесла страшный удар судьбы достойно. Как всегда, первым делом она подумала о муже. В этот вечер она определенно решила повеселить угнетенный дух Эрика и продемонстрировать свою веру в него, устроив прощальный праздничный пир.

Испытывая чувство двойной гордости за свою жену, Эрик повернулся к друзьям и радостно пригласил всех – и дружину, и слуг – последовать за ним в гридницу и принять участие в прощальной бурной пирушке.

– Усаживайтесь за столы! – воскликнул он, поднимаясь на помост к высокому трону с деревянными резными столбиками – священное место хозяина. – Ты, Торбьерн, по старшинству, займешь место почетного гостя насупротив меня. Вы, Гериульв, Стир и Торголл, занимайте скамью у стены по правую руку от меня. А вы, Эйульв, Снорри и Скаллаглюм, садитесь потеснее – по левую. Что касается остальных бродяг-разбойников, то все вы равно любы мне, так что усаживайтесь, кто где хочет.