Эрнест Капандю - Рыцарь в черном плаще

— Ну, — сказал Морлиер смеясь, — приключение Шароле я могу описать, если вам угодно, потому что я помню его с малейшими подробностями. А если я забуду что-нибудь, мне напомнит Бриссо.

— О! — сказала Бриссо жеманно. — Я была тогда еще так молода!

— Тебе стукнуло восемнадцать лет, моя красавица, а мне двадцать два года. Ах! Как я был галантен, и как ты была хороша! Что за чудная жизнь была во времена регентства! Какие веселые ужины, воспоминание о которых вызвал граф!

— Вернемся к разговору о том ужине, — сказал виконт де Сен-Ле.

— Мы собирались выйти из особняка Шароле, — начал Морлиер, — когда раздался звонок.

— Господа, — сказал граф де Шароле, — может быть, этот визит избавит нас от прогулки.

Двенадцать часов пробило в ту минуту, когда в ворота въехал экипаж.

— Возвращайтесь, господа, — сказал Шароле.

— Кого это послал нам случай? — гадали мы, возвращаясь в гостиную.

Только мы снова уселись, как дверь открылась, и слуга доложил:

— Месье де Сент-Фоа.

Услышав имя банкира, мы с трудом удержались от смеха. Он вошел, поклонился и, приблизившись к графу де Шароле с самым любезным видом, подал ему деньги по векселю, который граф послал к нему накануне. Шароле поблагодарил его и пригласил присесть дружелюбным тоном, который очень удивил визитера.

— Ну, месье Сент-Фоа, — сказал Шароле улыбаясь, — вы все еще продолжаете быть благодетелем наших оперных нимф?

— Увы, монсеньор! Я делал все, что мог, чтобы угодить этим девицам…

— И вам удалось?

— Не знаю… должен ли я… — начал смиренно де Сент-Фоа.

— Которая же из богинь теперь запрягла вас в свою колесницу? — спросил Шароле.

— Никакая, монсеньор.

— Ну! — удивились мы все разочарованно, потому что ответ богача делал нашу затею не очень забавной.

— Значит, ваше сердце свободно! — сказал Шароле. — Тем лучше!

— Нельзя сказать, чтобы мое сердце было свободно, — ответил Сент-Фоа.

— Если сердце ваше не свободно, стало быть, оно кем-то занято.

— Так и есть, монсеньор.

— И опера здесь ни при чем?

— Совершенно ни при чем.

— Что же с вами произошло?

— Необыкновенное происшествие, монсеньор. — Сент-Фоа опрокинулся на спинку кресла с небрежностью знатного вельможи.

— Расскажите нам! — послышались со всех сторон просьбы.

— Господа, я влюблен, страстно влюблен в самую хорошенькую, в самую очаровательную, в самую остроумную особу…

— Чья она жена? — спросил Шароле.

— Ничья, — отвечал банкир, — это дочь Антуана Бриссо, живописца.

— И она вас любит?

— Думаю, да.

— Но она сопротивляется вам?

— Упорно!

Шароле узнал то, что хотел узнать. Он отпустил Сент-Фоа, потом с намерением исполнить новогоднее пожелание принялся за дело.

— Ты была чертовски ловка! — продолжил Морлиер, обращаясь к Бриссо. — Какой дебют! Какое вступление в жизнь! Ты одновременно провела и графа де Шароле, и банкира де Сент-Фоа!

Да, господа, эта Бриссо, которую вы видите и к колеснице которой я припрягался, как и многие другие, сделала первые шаги в свете, обманув дворянина для банкира и банкира для дворянина. Всего через восемь дней она позвала графа ужинать в особняк, который ей подарил Сент-Фоа. За твое здоровье, Бриссо.

— Все случилось так, как вы говорите, — продолжал граф А после некоторого молчания, — теперь остается закончить рассказ о приключении барона де Монжуа.

— Оно окончилось не так весело, насколько я помню, — сказал Морлиер.

— Верно, поэтому я опущу многочисленные подробности. Урсула Рено была женой человека, обожавшего ее и питавшего к ней искреннюю страсть. Они прекрасно жили, у них было двое детей: сын двенадцати лет и восьмимесячная дочь. Эта девочка была отдана кормилице в Венсенн, и каждое воскресенье Урсула ездила с мужем к ней. Это было для обоих большим праздником. Их провожал сын, обожавший свою маленькую сестру. Этого сына звали Жильбер. Работа Рено позволяла ему содержать дом, и Жильбер помогал отцу. И в это честное семейство вторгся барон де Монжуа для того, чтобы внести в него смятение и позор, исполнив пожелание пьяного бездельника. Барон имел целый месяц в запасе, но не терял времени. Он отправился к оружейнику и купил у него оружие. Таким образом встретился с Урсулой, потому что часто продавала товар она. Барон использовал все способы, чтобы обольстить молодую женщину, но был отвергнут. Мастерская, в которой работали Рено и его сын, находилась довольно далеко от набережной Феррайль. Рено один лишь раз видел барона де Монжуа и не заметил ничего особенного. Урсула молчала о подлых поползновениях барона, она ничего не говорила своему мужу, потому что знала его характер. Рено был добр, честен, великодушен, но вместе с этим очень бесстрашен, смел и упрям. У него было три любимых существа, три великие страсти, три кумира: его честь, его жена, его дети. Он всем пожертвовал бы для них: своим счастьем, своим состоянием, своей жизнью. Если бы он заподозрил, что кто-то, хоть самый знатный вельможа, осмелился ухаживать за Урсулой, он вызвал бы его на поединок и убил его. Тринадцать лет назад Урсула лично убедилась в мужестве и решительности Рено. Через три недели после их свадьбы она возвращалась от обедни одна. Гвардейский сержант подошел к ней на набережной и начал говорить любезности. Рено стоял у дверей своей лавки, он увидел сержанта, разгадал его намерение, вошел в лавку и снял со стены шпагу, потом, пропустив Урсулу, схватил сержанта за руку и увлек его в темный коридор, заперев дверь за собой. В этом освещавшемся крошечным окном коридоре было почти темно.

— Вынимай шпагу, — сказал он.

Сержант был смел, и они дрались отчаянно. Заколов сержанта, Рено смыл с себя кровь, вытер шпагу и предложил руку Урсуле, чтобы идти на прогулку, причем Урсула ни о чем не догадалась. На другой день ей стало все известно, она, рыдая, бросилась на шею к мужу.

— Я тебя люблю! — просто сказал Рено. — Ты моя жена, мое сокровище, моя жизнь. Того, кто осмелится дотронуться до тебя, я убью, — и мещанина, и дворянина постигнет одна участь.

Урсула знала нрав Рено слишком хорошо, поэтому она с величайшим старанием скрыла от него попытки барона де Монжуа соблазнить ее.

Прошло десять дней, два последних дня Урсула не видела барона. Она надеялась, что он отказался от своих намерений и больше не вернется. Приближалось воскресенье — это было двенадцатое января, и в этот день супруги отправлялись в Венсенн навестить маленькую Нисетту. Все было готово к поездке. В воскресенье утром Рено получил письмо от графа де Шароле, принесенное курьером.

Граф приказывал Рено, своему оружейному мастеру, явиться, не теряя ни минуты, в замок Фоссез, где он находился в то время. Граф собирался на следующий день на охоту, а его оружие было не в порядке. Рено не мог отказаться и поехал с курьером. В этот день Урсула и Жильбер одни отправились в Венсенн. Это было первое воскресенье после рождения Нисетты, когда Рено не поцеловал свою дочь. Урсула огорчилась, но Рено собирался вернуться через день или два, никак не позже, стало быть, огорчаться не было никакой серьезной причины. В минуту отъезда курьер графа настаивал, чтобы и Жильбер тоже поехал с отцом, но Рено не согласился, хотя мальчик покраснел от удовольствия при мысли, что окажется в замке в день охоты.