Оскар Халецки - История Центральной Европы с древних времен до ХХ века. Кипящий котел народов и религий на территории между Германией и Россией

Какими бы ни были беды от зачастую чрезмерного национализма этих сравнительно небольших народов Центрально-Восточной Европы, какими бы ни были их собственные ошибки и дипломатическое соперничество между собой, не национализм был повинен в том, что закончился период относительного мира, которым наслаждалась Европа до 1914 г. Наоборот, это был империализм больших держав в сочетании с национализмом правящих наций в двух империях, который после многочисленных кризисов, ненадолго умиротворенный, так усилил кризис после убийства в Сараеве, что локальный конфликт между одной из империй и одним из малых национальных государств разросся в мировую войну. Официальная и непосредственная причина этой катастрофы и сам вопрос о независимости Сербии вскоре изгладились из памяти, став лишь одним из многих нерешенных вопросов европейской и мировой политики, которые немедленно появились в военных целях обеих сторон.

Самый щекотливый и спорный из этих вопросов возник в Центрально-Восточной Европе, но народы этого региона, сильно пострадавшие от всех недостатков европейского порядка в предыдущем веке, теперь должны были пострадать больше других, за исключением Бельгии и оккупированной части Франции, от беспрецедентно ужасной войны, которая велась в основном на их собственной земле. За исключением балканских народов, освобожденных до начала войны, в которую они вступили одна за другой не без сильного нажима с обеих сторон конфликта, народы Центрально-Восточной Европы не проявляли своей инициативы, по крайней мере на первом этапе войны, которую не без веской причины, хотя и с обманчивым подтекстом, в некоторых кругах называют империалистической. Что касается Австро-Венгерской и Российской империй, то почти исключительно та часть их территорий, которую населяли ненемецкие и нерусские народы, превратилась в страшно разоренное поле боя, гораздо большее, чем на Западном фронте.

Поэтому справедливой компенсацией было то, что на этот раз народы, которые в начале войны были практически беспомощны под властью своих чужеземных правителей, не обманулись в своих ожиданиях того, что после провала их революций европейская война станет для них шансом на освобождение. Тот простой факт, что империи, в которые они входили и которые на протяжении такого долгого времени сотрудничали, теперь воюют друг с другом, усиливал этот шанс, хотя непосредственным следствием была братоубийственная война тех народов, которые подчинялись двум или более враждующим державам. В то же время было очень трудно решить, с какой стороной эти народы должны проявить свою солидарность. Как обычно, случай поляков был типичным и не единственным. В ходе войны Россия перестала быть союзником западноевропейских демократий, к которым присоединилась великая американская демократия. Это, разумеется, невозможно было предвидеть с самого начала. И все же только тогда, через три с лишним года, война превратилась в борьбу между империализмом, представленным только Германией (Австро-Венгрия прилагала отчаянные усилия к заключению сепаратного мира) и национальным самоопределением, как теперь называлась узаконенная форма национализма.

И хотя идея о равных правах для всех народов использовалась и раньше в военной пропаганде с обеих сторон, только в случае поляков уже в первый месяц войны обе стороны начали стараться перетянуть их каждая в свой лагерь, давая расплывчатые обещания освобождения или независимости и объединения. Так, тот же самый вопрос, который путем раздела старой Польши отметил начало периода длиной более века, когда история порабощенных народов Центрально-Восточной Европы была лишь историей их сопротивления имперской власти и растущего стремления к национальной независимости, снова встал в самом начале другого периода, в котором государственные права почти всех этих народов восторжествовали, по крайней мере на какое-то время. Но решение даже польского вопроса, несмотря на формирование под командованием Юзефа Пилсудского польских легионов [77], подобных тем, которые в прошлом, во времена Наполеона, боролись за свободу своей страны вместе с иностранными войсками, мало продвинулось вперед до тех пор, пока не изменился в своей основе сам характер войны.

При изучении современной истории, которая начинается с Первой мировой войны, Центрально-Восточную Европу больше не обходят вниманием – наоборот, ей часто уделяют особое внимание, потому что новая Европа, которая вышла из этого горнила, казалась особенно «новой» в ее Центрально-Восточном регионе. Факты достаточно известны, но их толкование обычно страдает от некоторых ошибочных представлений. Первое из них проистекает из недостаточного знания более древней истории всего этого региона. Большинство из так называемых новых государств, заново возникших после этой европейской войны, имели долгую историю, уходящую в Средние века, и были поделены между соседними империями лишь в более позднее время. Так что идея о даровании этим государствам прав на самоопределение вовсе не была искусственным новшеством, а естественным образом развилась в ходе войны как единственно приемлемая основа справедливого мира.

Однако заслугой президента США Вильсона надолго останется то, что он четко выразил эту идею, которая в расплывчатой формулировке носилась в воздухе, и попросил повсеместно применять ее, по крайней мере в принципе, тогда как раньше это зависело от простой политической целесообразности. Сначала каждая сторона, особенно империи в восточной части Европы, обещала «освободить» только те народы, которые находились под властью ее противника. Однако они продолжали считать национальные проблемы в своих собственных странах своим чисто внутренним делом, где были предусмотрены – если вообще были предусмотрены – лишь небольшие уступки.

Вопрос перешел из области военной пропаганды в область конкретной реализации, как только одна из империй оккупировала иностранные территории. Когда Россия вторглась в Австрийскую Галицию осенью 1914 г. и удерживала большую ее часть до весеннего наступления Центральных держав в следующем году, она объявила по крайней мере восточную часть этой провинции «старыми русскими» землями, проигнорировав, как обычно, само существование отдельного украинского народа и ограничив решение польского вопроса обещаниями самоуправления под властью царя для тех территорий, которые русские считали этнографически чисто польскими. Когда русским пришлось оставить не только свои временные завоевания, но и чисто польские территории, которыми они владели до войны, Германии и Австро-Венгрии пришлось, в свою очередь, решать, как сдержать свои неопределенные обещания. После раздела бывшего королевства Польского, каким оно было создано Венским конгрессом, на нещадно эксплуатируемую немецкую зону оккупации и австро-венгерскую зону, где были в основном польские чиновники, два императора, германский и австро-венгерский, в конце концов 5 ноября 1916 г. обнародовали воззвание с объявлением о создании «независимого» Польского государства.