Александр Бушков - Д'Артаньян – гвардеец кардинала

– Где они? – раздался рядом испуганный возглас.

В комнате появился сухопарый пожилой мужчина, чья длиннополая одежда выдавала в нем лекаря. Тут же стоял бледный юноша, держа кожаную сумку, из которой торчали разнообразнейшие докторские инструменты, способные ужаснуть раненого солдата в сто раз сильнее, нежели жерла орудий врага. Особенно д'Артаньяну не понравилась широкая пила, имевшая такой вид, словно не раз уже побывала в деле.

– Кто – они, любезный? – поднял брови Рошфор.

– Убитые и раненые, конечно, – сварливым тоном отозвался врач. – За мной, как сумасшедший, прибежал Пуэн-Мари, он сказал, что в «Вольном мельнике» учинилось жуткое побоище, все завалено трупами и ранеными…

– Он преувеличил, – хладнокровнейшим тоном ответил Рошфор. – Раненый всего один, и он перед вами, а убитых, должен вас разочаровать, нет вообще…

– Он будет жить? – с беспокойством спросила миледи, глядя так, что гасконец готов был отдать за нее всю свою кровь.

После беглого осмотра врач сообщил чопорно:

– Должен вам сообщить, милая дама, что этот юноша проживет еще очень и очень долго… если не будет ввязываться в новые стычки, которые могут закончиться не так благополучно. Пока же… Я бы рекомендовал повязку на голову, кое-какие надежные снадобья – которых у меня обширнейший запас – и день-другой полного покоя… Найдется тут комната, куда можно перенести больного, чтобы он не дышал кухонным чадом?

– Думаю, да, – кивнул Рошфор. – Эй, где там наш горе-трактирщик?!

Когда д'Артаньяна выносили со всем прилежанием присмиревшие слуги, он успел еще поймать взгляд белокурой красавицы – и то, что вслед ему была послана самая ослепительная улыбка, было не свойственным гасконцам преувеличением, а самой доподлинной реальностью.

Через четверть часа д'Артаньян, чья голова была уже перевязана чистым полотном, почувствовал себя настолько лучше, что уже не лежал в кровати, а сидел, опершись на подушки, и задумчиво созерцал целую шеренгу пузырьков и склянок с «надежными снадобьями», которыми врач, испытывавший к Рошфору нешуточное почтение, уставил подоконник от края и до края.

Потом в дверь осторожненько протиснулся Планше с его камзолом и узелком в руках. Новообретенный слуга выглядел несколько предосудительно – под глазом у него красовался огромный, уже посиневший кровоподтек, рукав камзола был полуоторван, а сам камзол помят и запылен.

– Черт возьми, что с тобой стряслось? – спросил д'Артаньян удивленно. – Можно подумать, тебя пропустили через мельничные жернова.

– И не говорите, сударь… Близко к тому. Они тут, в Менге, здоровые ребята, ну да я им показал, как умеют махать кулаками в Ниме.

– Во что ты ухитрился ввязаться?

– Ну как же, сударь, – печально сказал Планше. – Когда на вас набросилась вся эта свора, я почел своим долгом помочь хозяину, благо народ был сплошь неблагородный, в самый раз для меня… Поначалу дело шло удачно, но их было слишком много, и мне тоже досталось. Этот верзила, кузнечный подмастерье, знает хитрую ухватку, как подбивать под колено и валить с ног, надо будет запомнить… Ничего, я тоже кой-кому оставил добрую память, пару челюстей уж точно свернул на сторону…

– Спасибо, Планше, – сказал д'Артаньян важно. – Я сразу понял, что парень ты надежный… Боюсь, нечем пока что тебя вознаградить за верную службу…

– Вот тут можете не беспокоиться, сударь. Та дама, миледи, дала мне целый луидор. Она очень беспокоилась о вас…

– Ну что ты врешь, бездельник! – сказал д'Артаньян с суровым выражением лица, внутренне ликуя в то же время.

– Не сойти мне с этого места, сударь! Клянусь богородицей, у нее даже голос дрожал, когда она сокрушалась, что вынуждена уехать и оставить вас здесь в полной беспомощности…

– Ох уж эти женщины… – проворчал д'Артаньян с видом умудренного жизнью человека. – Вечно они преувеличивают. Какая такая полная беспомощность, если все кончилось пустяками? Подумаешь, устроили маленькое кровопускание… Голова-то цела.

– Рад слышать, сударь, – сказал Планше озабоченно. – Я вижу, однако, вы к лекарствам и не прикасались вовсе? Нужно же лечиться…

– Вот то-то и оно, – сказал д'Артаньян серьезно. – Даже такие железные люди, как гасконцы, не отрицают медицины. Только вот что, мой любезный Планше… Собери-ка ты в мешок всю эту аптеку, всю, без малейшего изъятия, и выброси потихоньку в подходящее место…

– Но, сударь…

– Я приказываю! – сказал д'Артаньян и добавил наставительно: – Видишь ли, матушка дала мне с собой рецепт поистине чудодейственного бальзама, который ей когда-то открыла старуха цыганка. Бальзам этот излечивает любые раны… кроме, пожалуй что, сердечных, а порукой тому – мой отец, который его не раз пользовал с непременным успехом… Когда расправишься с аптекой, ступай на кухню, спроси вина, масла, розмарину и еще кое-чего, что записано на этой вот бумажке… да береги ее, смотри! Мы оба будем им лечить наши раны, и ты убедишься, что цыганки не всегда бывают обманщицами… Ну, живо!

– А куда прикажете сложить ваши вещи?

– Да вот на этот стул хотя бы, – небрежно распорядился д'Артаньян.

Планше повиновался, потом, крутя головой в некотором сомнении, принялся сваливать в тряпицу флаконы и склянки. Едва он вышел, как д'Артаньян порядка ради полез в потайной карман камзола, чтобы удостовериться в сохранности своего главного достояния – рекомендательных писем…

Он раз двадцать выворачивал пустой карман, как будто это могло чем-то помочь. Он перетряхнул и ощупал камзол, как будто письма могли завалиться за подкладку, в дыру, которой не имелось. И много времени понадобилось, прежде чем он смирился с простой истиной: писем там не было…

Должно быть, его яростный рев разнесся по всей гостинице – потому что буквально через несколько мгновений в комнату вбежал встревоженный хозяин:

– Ваша светлость?!

Д'Артаньян сгоряча выхватил из ножен шпагу, забыв, что от клинка остался жалкий обломок. Впрочем, хозяин пребывал в столь явном расстройстве чувств, что даже этот огрызок привел его в ужас.

– Ваша светлость! – возопил он, размазывая слезы по толстому лицу. – В чем я провинился?!

– Письма! – вскричал д'Артаньян, все еще размахивая обломком клинка. – Мои письма!

– Письма?

– Не притворяйся идиотом! – взревел д'Артаньян. – Что-то я до сих пор не встречал идиотов среди трактирщиков! Вы все себе на уме, канальи! Мои рекомендательные письма, про которые я тебе говорил, прохвост ты этакий!

– К господину де Тревилю? – припомнил хозяин.

– И к господину де Кавуа, правой руке кардинала! – кричал д'Артаньян. – Итого два! Ты умеешь считать или только обсчитывать? Два письма! А сейчас нет ни одного!