Майкл Муркок - Византия сражается

Мать начала демонстрировать знания, удивившие меня. Мои самые простые идеи вызывали весьма интересные вопросы. Я рассказал ей о своем пулемете со сжатым воздухом и о беспилотном «огненном» дирижабле, который мог перемещать огромные бомбы; его буксировал в нужную точку аэроплан, потом дирижабль сбрасывал свой груз, и его нарочно сбивали. Я с удовольствием объяснил матери, как это можно осуществить. У меня теперь было гораздо больше проектов, чем в Петрограде, – появились и время, и уверенность, чтобы внести ясность в свой замысел. Я предвосхитил в числе прочего спутники связи (и не получил за это ни копейки), телевидение, газеты, печатающиеся через радио, военные и транспортные ракеты. Домашние автоматические устройства – еще одна моя идея; чешское слово для обозначения раба, «робот», еще не было выдумано левацким писакой по фамилии Чапек [104] Слово «робот» (robot, от чешск, robota – подневольный труд или rob – раб) Карел Чапек использовал в пьесе «Р. У.Р.» в 1920 году. .

Я также работал над схемой беспилотного самолета, который управлялся с земли радиосигналами. Теперь понимаю, что был болтлив и неосмотрителен. Не только в России, но и в Германии, Америке и Англии, где многие из моих проектов были украдены недобросовестными людьми, присвоившими себе мои изобретения и продавшими их, само собой разумеется, еврейским фирмам, по-прежнему делающим на этих машинах состояния. Я не стану называть имена. Достаточно заметить, что кальсоны изобрели не Маркс и Спенсер [105] «Маркс и Спенсер» – крупнейший британский производитель одежды. Еврейский иммигрант Майкл Маркс открыл первый магазин в 1884 году. .

Вспоминая те странные киевские дни, мне кажется, что я представлялся окружающим необычной личностью. Мать, однако, нисколько не тревожило, что я приходил домой измазанным маслом механиком, а уходил светским человеком. Я набирался опыта. Изначально я не выходил за пределы Подола – работы в гетто оказалось более чем достаточно. Евреи готовы были на все, лишь бы не прекращали работать их потогонные заводишки. Мне редко приходилось путешествовать на большие расстояния. Трамваи начали ходить почти по расписанию. Казалось, что все идет на лад.

В белом костюме, соломенной шляпе, с тростью с серебряным набалдашником я отправлялся по воскресеньям на прогулку вдоль берега реки. Я нанимал экипаж, если хотел поехать за город на пикник с капитаном Брауном и матерью. На время отпуска приехала Эсме, она казалась усталой и похудевшей. На этот раз я мог ей хоть чем-то помочь. Так как жить у нас было неудобно, я решил, что ей следует остановиться в «Европейской», хорошей гостинице на Крещатике. Эсме приняли за графиню и оказывали всяческое почтение. Она пришла в восторг, обняла меня, поцеловала и сказала, что это замечательный подарок. Моя подруга очень обрадовалась, когда я рассказал ей о моем дипломе, и расспросила обо всем. Я заметил, что ей следует отдохнуть, и ушел, оставив ее в изящной летней комнате, сияющей серебром, золотом и шелком. Я рассчитывал вернуться к ней вечером, а тем временем отправил в гостиницу целый гардероб и приказал, чтобы извозчик ждал нас у входа в шесть часов.

К вечеру Эсме надела красивое синее платье с перьями, туфли «танго», на голову повязала модную ленту. Она использовала немного косметики, и ее большие голубые глаза, оттененные розовым и золотым, казались еще прекраснее. Когда экипаж доставил нас на Царскую площадь, к одному из лучших ресторанов в Киеве, я гордился тем, что нахожусь с нею рядом. Эсме пробовала одно блюдо за другим, но от волнения не могла много есть.

– Мне рассказывали, что дома голодают!

– Не все, – ответил я. – Продовольствие просто не доходит до солдат, так что его кто-то должен есть. – Я рассказал, что знаю людей, которые специально отправлялись в Москву и Петроград лишь с несколькими корзинами провизии и возвращались домой почти миллионерами.

– И ты так живешь? – спросила она.

– Боже правый, нет! Я занят настоящим делом. – Меня очень обидели подозрения Эсме. Она начала извиняться. Я плеснул ей в бокал французского вина и успокоил. – Я открыл мастерскую Саркиса Михайловича. Спекулянты, можно сказать, обеспечивают мой доход. Но в основном они достаточно честны. Все что-то покупают и продают. Ты видела рынки? Бессарабку? Ярмарка, которая длится круглый год! Крестьяне приносят свои продукты в город, потому что до деревень невозможно добраться. Они гонят в Киев целые стада. На Бессарабке можно раздобыть все что угодно. – Я был слишком деликатен, чтобы говорить прямо, но Эсме меня поняла. Работая среди солдат, она, похоже, многое узнала.

Оркестр заиграл очень грустную цыганскую музыку. Эсме начала расслабляться. Она стала очень красивой, но я все еще видел в ней только сестру и не представлял в качестве любовницы. Мне хотелось, чтобы она сохранила девственность. Я мог подыскать ей хорошую партию. Я был для нее братом и отцом и хотел сделать все, чего желал бы ее отец. Множество моих друзей и деловых знакомых видели нас вместе, подмигивали, а когда Эсме не могла ничего услышать, даже поздравляли. Я ничего не объяснял. Когда война закончится, мне придется давать обеды крупным промышленникам. Эсме стала бы идеальной хозяйкой. Я бы пригласил ее в свою фирму. Я начал разрабатывать то, что немцы называют жизненным планом, старался построить свою жизнь по образцу Томаса Эдисона, американского изобретателя и предпринимателя. Мое имя стало бы таким же известным по всей Европе, как его имя – на его родине. Оно превратилось бы в синоним прогресса и просвещения, возможно, упоминалось бы в одном ряду с именами Галилея и Ньютона. Но я бы стал практиком, сохранил контроль над своими патентами. Я рассказал Эсме об этом, а также о некоторых деталях, которые уже успел продумать.

– Ты будешь полноправным партнером, – сообщил я. – Это совершенно справедливо. Ваша с матерью поддержка сделала меня тем, кто я есть.

Она смотрела в тарелку и слабо улыбалась.

– Я хотела бы стать врачом, – сообщила она. – Думаю, у меня к этому призвание.

– Возможно, и капитан Браун мог бы стать прачкой! – Шутка показалась мне безобидной. Когда я представил женственную Эсме в мужском костюме, с докторской сумкой в руке, то едва не расхохотался. – Почему бы и нет? Все возможно в новой России! – Я перефразировал известный лозунг Временного правительства, а потом сменил тему: – Все говорят о мятеже. Ты будешь в безопасности на фронте?

Она посмотрела на меня и внезапно рассмеялась:

– Это безопаснее, чем гулять по Крещатику. Дорогой Максим, солдаты – как дети. Конечно, встречаются подстрекатели. Но преданность солдат основана на уважении. Если им нравится офицер или сестра милосердия, они сделают для них все что угодно. Условия жизни на фронте отвратительны, поэтому солдат будет признателен, даже если ты просто вытрешь ему пот со лба. Наши воины – честные, порядочные русские парни.