Майкл Муркок - Византия сражается

– В письме все ясно сказано, не так ли, Брон?

– Абсолютно. Мы можем… у нас есть дипломы… – Профессор развел руками. – А если доктора наук?

Петлюра быстро повернул голову и посмотрел мне прямо в глаза, потом перевел взгляд на свою салфетку:

– Это вас устроит, майор Пятницкий?

Я вздохнул и приподнял свой хрустальный кубок:

– Сейчас ненадежные времена.

Петлюра обратился к сидевшему у дальнего конца стола своему старому товарищу, Винниченко, тоже стороннику большевиков:

– Вы это одобряете, товарищ председатель?

Винниченко, литератор, мало интересовавшийся происходящим, казался утомленным. Он кисло заявил:

– Конечно, товарищ Верховный главнокомандующий. Если преторианцы согласны…

Коновалец почесал затылок.

– Это глупо. Сечевики лояльны. У нас нет власти.

Мне показалось, что я вот-вот стану свидетелем открытого спора различных фракций Директории. Винниченко сказал устало:

– Прошу прощения, Коновалец. Но вы, кажется, единственный, кому французы вообще доверяют.

– Это потому, что они никогда не слышали обо мне, – улыбнулся генерал.

Я вежливо рассмеялся. Коновалец казался человеком, который вскоре сможет взять бразды правления в свои руки. Этого не должно было произойти. Полковник Фрейденберг, французский командир, считал, что невозможно отличить одного социалиста от другого. Он настаивал, как мне удалось выяснить, чтобы всех красных изгнали из Директории. Но ее возглавляли Петлюра, Винниченко и другие. Ультиматум Фрейденберга, по существу, представлял собой требование сместить правительство прежде, чем он придет на помощь Киеву. Фрейденберг считал Петлюру и его команду всего лишь сборищем бандитских главарей. Он сочувствовал только Деникину. Российская Добровольческая армия была и больше, и надежнее; к тому же поддерживала царя.

Галицийские снайперы Коновальца были опорой Директории. Вот почему Винниченко назвал их «преторианцами». Они размещались в отдаленных предместьях, готовые встретить большевиков на пути к городу. Ни одна газета не сообщала об этом. Я также не мог представить, насколько велика опасность, – даже после встречи с Петлюрой. В Киеве стояла тишина. Зима была холодной. Снег покрылся ледяной коркой. Не верилось, что до марта что-то изменится. Тем временем я получил и ученую степень доктора наук, и воинское звание майора. Как я и мечтал, мои заслуги признало правительство. Увы, я терпеть не мог его идиотские политические методы, но признаюсь, что меня на время увлекла возможность наконец-то реализовать одно из моих изобретений.

Я послал матери записку, кратко изложив хорошие новости. С тем же посыльным она ответила, что мне следует быть осторожным и не волноваться о ней. Мой успех всегда страшил мать. Наверное, она слишком долго жила в тяжелых условиях. И трудно было винить ее.

На следующий день мне в номер принесли диплом Киевского университета. Максим Артурович Пятницкий стал доктором наук, получив степень 15 января 1919 года. Вскоре после этого офицер сечевых стрельцов приветствовал меня, назвал майором и вручил обычный бумажный конверт, содержавший все необходимые знаки отличия. Очевидно, предполагалось, что я сам раздобуду себе форму. Следовало обзавестись особой формой белого цвета. Я очень серьезно обдумал эту проблему, убрав конверт в ящик своего секретера. Я стал представителем определенной политической группы. В случае прихода к власти большевиков меня, вероятно, схватят и на сей раз, конечно, расстреляют, если я не буду проявлять осторожность.

Я молился, чтобы мой так называемый «фиолетовый луч» сработал в сражении с красными. Петлюра подсказал мне, как можно доставить изобретение в Одессу. Французские военные передадут устройство в распоряжение Деникина. Вся судьба России была теперь в моих руках. Мне прислали новое сообщение: приказ Петлюры, согласно которому я мог требовать любой помощи и получал полный карт-бланш. Монахи и священники больше не заправляли Андреевской церковью, я стал ее новым хозяином. Я почувствовал себя несколько неуверенно. Но у Бога свои планы. И быть может, мой тонкий луч, исходящий от огромной сине-белой башни, внушит большевикам страх перед могуществом Всевышнего?

Работа началась в тот же день – мы изготавливали подходящую вакуумную трубку. Нам мешали почти во всем. Дезертирство в стекольном цехе; обещания доставить медный провод, которые никак не исполнялись; внезапно исчезающие инженеры; русские механики, услышавшие о какой-то победе большевиков или повстанцев и пытающиеся пробраться в Одессу или в Ялту, пока не все пути перекрыты. На улицах вновь воцарился хаос. Силы Петлюры таяли. Французы были правы, когда не доверяли ему. Тем временем колокольня Андреевской церкви стала базой для альтернативного источника энергии, питавшего мое оборудование: банки гальванических батарей, соединенные тяжелым медным проводом и управляемые громадным выключателем. В нижнем помещении я осматривал и отвергал трубу за трубой, зеркало за зеркалом. Силовые кабели тянулись по священным коридорам и лестницам этого удивительного здания, их нужно было присоединить к моей машине, когда она будет готова к работе. Монахи перепугались, но Петлюра убедил их, что храм необходимо использовать для того, чтобы сражаться с большевиками. Труба была закреплена на мощной треноге из алюминия и дерева и выглядела несерьезно. Зеркала у самой трубы были очень большими, они постепенно уменьшались, сужаясь до почти невидимой точки. Кварцевые линзы подошли бы куда больше. Их удалось реквизировать, но они нам так и не достались. С галереи мы смотрели вниз, на гетто. Я мог разглядеть свою родную улицу, чуть выше на склоне холма. Как заметил один из солдат: «Если мы не сможем уничтожить Антонова, хоть прикончим нескольких евреев, прежде чем уйдем».

С помощью кокаина мне удавалось быстро работать над созданием устройства. Петлюра трижды приезжал посмотреть на мои успехи. На третий раз я смог продемонстрировать потенциал машины, направив луч на лист газеты, который почти немедленно загорелся. Его это впечатлило.

– Этот луч сможет выжечь большевиков?

– Все дело в энергии, – ответил я. – Возможности машины безграничны, пока достаточно электричества.

Петлюра, похоже, вообще не спал. Он казался больным. Его взгляд был направлен куда-то в сторону.

– Я отдам вам весь город, всю Украину, – сказал он мне, – если это сработает. Это привлечет к нам людей, вернет солдат.

Он явно отчаялся. Я начал задумываться, что же мне делать дальше. При первой же возможности я отправился на служебном автомобиле к дому матери. Там я предупредил ее, что большевики могут снова захватить город. Мать посмеялась надо мной.