Бернард Корнуэлл - Бледный всадник [litres]

Хэстен присоединился к этим датчанам, пробившись за щиты, и, увидев над клином знамя с орлиным крылом, я понял, что выживших возглавляет Рагнар, мой друг.

Я замешкался.

Леофрик кричал нашим людям, чтобы те построились в клин, но я знал, что атака уже утратила былую ярость. И все равно мы здорово их потрепали. Мы убили Свейна и множество других датчан, и теперь выжившие были прижаты к крепости.

Я подошел к краю откоса, ориентируясь по кровавому следу на мокрой траве, и увидел, что белая лошадь во время панического бега перепрыгнула через этот край и теперь лежит, как-то неестественно задрав ноги вверх, несколькими ярдами ниже; на ее белой шкуре виднелась кровь.

– Хорошая была лошадь, – сказал Пирлиг, подходя ко мне.

Я думал, что это самый верх откоса, но земля тут оказалась скомкана и смята, будто великан пнул ее массивным сапогом; часть склона осыпалась, образовав ложбину, а за ней крутой подъем уходил к еще одному гребню, который и венчал собой склон. Глядя на крутой подъем, ведущий к восточному краю укреплений, я гадал, можно ли отсюда пробраться в крепость.

Пирлиг все еще смотрел на мертвую лошадь.

– Знаешь, что говорят у нас дома? – спросил он. – Бритты считают, что добрая лошадь стоит двух красивых женщин, красивая женщина стоит двух хороших гончих, а хорошая гончая – двух добрых лошадей.

– Вы и вправду так говорите?

– Неважно. – Он тронул меня за плечо. – Для сакса, Утред, ты хорошо сражаешься. Как настоящий бритт.

Я решил, что мы не получим никаких преимуществ, если начнем наступать через ложбину, повернулся – и увидел, что Рагнар шаг за шагом отступает к форту. Я знал, что сейчас подходящий момент, чтобы напасть, поддержав боевой пыл воинов и жажду резни, но наши люди вовсю грабили мертвых и умирающих, так что им было не до новой атаки. Значит, нам придется столкнуться с более трудной задачей – убивать датчан, защищенных валом.

Я вспомнил своего отца, погибшего как раз во время подобной атаки. Отец никогда не выказывал ко мне особой привязанности, наверное, потому, что я тогда был еще совсем маленьким ребенком. А вот теперь я, как и он, последую в смертельную ловушку, на хорошо защищенную стену. Судьбы не избежать.

Знамя Свейна с белой лошадью было захвачено, и сакс махал им в сторону датчан. Другой нацепил на копье шлем Свейна, и сперва мне показалось даже, что это голова, но потом я увидел, что это всего лишь шлем. Белый плюмаж из конского хвоста стал розовым.

Отец Виллибальд простирал руки к небесам, вознося благодарственную молитву, и я подумал, что он слишком торопится, потому что мы разбили только людей Свейна, а войска Гутрума все еще ждали нас за стенами. И Рагнар тоже был там, в безопасности, в крепости, чьи стены полукругом сбегали к низине. Высокие стены, защищенные рвом.

– Будет чертовски трудно взять эти укрепления, – сказал я.

– Может, нам и не придется это делать, – ответил Пирлиг.

– Это как?

– Ну, вдруг Альфред сумеет разговорами выманить датчан оттуда.

Пирлиг показал куда-то, и я увидел, что король в сопровождении Осрика, Харальда и двух священников приближается к крепости.

– Он собирается предоставить им возможность сдаться, – пояснил Пирлиг.

Я не считал, что пора приступать к переговорам. Сейчас было время убивать, а не торговаться.

– Датчане не сдадутся! – заявил я. – Ясное дело, не сдадутся! Они все еще думают, что могут нас победить!

– Альфред попытается уговорить их, – сказал Пирлиг.

– Нет! – Я сердито помотал головой. – Альфред предложит им мир! Он предложит заложников! Он будет читать им проповеди! Так он всегда поступает!

Я подумал, не присоединиться ли к королю, хотя бы затем, чтобы прибавить желчи к его рассудительным предложениям, но не смог заставить себя это сделать. Я слишком устал.

Три датчанина вышли, чтобы поговорить с Альфредом, но я знал: враги не примут его предложений. Они не были побеждены, отнюдь. У них по-прежнему оставалось больше людей, чем у нас, они находились под защитой крепостных стен, и они все еще могли выиграть битву.

Потом я услышал крики гнева, вопли боли и, повернувшись, увидел, что датские всадники добрались до наших женщин и те громко вопят, а мы ничем не можем им помочь.

Датские всадники ожидали, что им предстоит вырезать остатки разбитого клина Альфреда, но вместо этого разбитыми оказались люди Свейна, и верховые с левого фланга датчан вернулись в долину, чтобы сделать круг, обогнуть нашу армию и присоединиться к Гутруму с запада. И тут на своем пути они увидели наших женщин и лошадей и почуяли легкую добычу.

Однако у женщин было оружие, и вместе с ними находились несколько раненых мужчин, так что все вместе они начали сопротивляться. После короткого шквала убийств датские всадники, которым нечем было похвалиться после атаки, поскакали прочь, на запад.

Нападение длилось всего несколько мгновений, но Хильда схватила копье и ринулась на одного из верховых, вопя от ненависти, желая отомстить за ужас, который датчане учинили в Сиппанхамме. Энфлэд, которая видела, как все произошло, сказала, что Хильда воткнула копье в ногу датчанина, а один из саксов прикончил его мечом. Исеулт пришла на помощь Хильде и отразила удар другого меча, но тут второй датчанин достал ее сзади топором, после чего целый поток вопящих женщин отогнал всадников прочь.

Хильда осталась в живых, а вот Исеулт раскроили череп, разрубив голову почти пополам. Моя возлюбленная погибла.

– Она ушла к Богу, – сказал мне Пирлиг, когда Леофрик принес нам горестную весть.

Я заплакал, но и сам не знал, были то слезы сожаления или гнева. Я ничего не ответил Пирлигу, и он обнял меня за плечи.

– Исеулт сейчас в раю, Утред.

– Тогда люди, которые ее туда послали, должны отправиться в ад, – заявил я. – Все равно в какой ад, ледяной или огненный! Ублюдки!

Я вырвался из рук Пирлига и зашагал к Альфреду.

И тут я увидел Вульфера, которого взяли в плен. Его охраняли два телохранителя Альфреда, и при виде меня он просиял, потому что думал, что я его друг, но я только плюнул в предателя и прошел мимо.

Альфред нахмурился, когда я присоединился к нему. Его сопровождали Осрик, Харальд, отец Беокка и епископ Алевольд. Никто из них не говорил по-датски, зато один из датчан знал английский язык. Все трое датчан были мне незнакомы, но Беокка сказал, что имя их главного – Хротгар Эрикссон, а я знал, что так зовут одного из военачальников Гутрума.

– Они напали на женщин, – сказал я Альфреду.

Король молча уставился на меня. Может, он не понял, о чем я говорю.

– Датчане напали на наших женщин! – повторил я.

– Он скулит, что на их женщин напали, – перевел датский толмач своим товарищам.

– Если я скулю, – в ярости повернулся я к нему, – то ты сейчас будешь вопить! – Я говорил по-датски: – Я вырву твои внутренности через задницу, обмотаю вокруг твоей грязной шеи и скормлю твои глаза гончим. А теперь, если хочешь переводить, ты, ничтожный ублюдок, переводи правильно или возвращайся на свою блевотину!