Бернард Корнуэлл - Бледный всадник [litres]

– Но Вульфер будет сражаться за вас? – спросил я настойчиво.

– Конечно будет! Если захочет сохранить свои земли, – ответил Рагнар и поморщился. – Но когда же дело наконец дойдет до битвы? Мы просто сидим тут, как овцы, и ничего не предпринимаем.

– Так на дворе зима.

– Лучшее время для драки! Все равно больше нечем заняться.

Он хотел знать, где я был, начиная с Йоля, и я сказал, что в глуши Дефнаскира. Рагнар решил, что я хотел позаботиться о безопасности своей семьи, а теперь пришел в Сиппанхамм, чтобы присоединиться к нему.

– Надеюсь, ты не принес клятву верности Альфреду? – спросил он.

– Кто знает, где сейчас Альфред? – уклончиво ответил я.

– Похоже, ты все-таки ему присягнул. – В голосе моего друга звучало неодобрение.

– Я и вправду дал клятву, – признался я, – но не навеки, а всего только на год, и год этот давно прошел.

Это не было ложью, но я и не сказал Рагнару всей правды.

– Стало быть, ты можешь ко мне присоединиться? – спросил он горячо. – Ты присягнешь мне?

Я ответил легкомысленным тоном, хотя, по правде говоря, вопрос меня обеспокоил:

– Ты хочешь, чтобы я поклялся тебе в верности? Но зачем? Затем только, чтобы потом сидеть тут, как овца, и ничего не делать?

– Мы иногда отправляемся в набеги, – возразил Рагнар, – и наши люди охраняют болото. Альфред, кстати, сейчас как раз там – на болоте. Но Свейн достанет его оттуда.

Я выяснил, что Гутрум и его люди уже слышали, что флот Свейна обратился в пепел на морском берегу.

– Так почему же вы сидите здесь сложа руки? – спросил я.

– Потому что Гутрум не хочет делить свою армию, – ответил Рагнар.

Я невольно улыбнулся, вспомнив, как еще дедушка Рагнара посоветовал Гутруму впредь никогда не делить свое войско. Гутрум поступил так у холма Эска – и там восточные саксы впервые победили датчан. Он сделал это снова, когда бросил Верхам, чтобы атаковать Эксанкестер, и часть его армии, отправившаяся морем, была в буквальном смысле слова уничтожена штормом.

– Я говорил ему, что мы должны разделить армию на двенадцать частей и взять еще дюжину городов, а затем разместить там гарнизоны, – продолжал Рагнар. – Все эти города находятся в Южном Уэссексе – мы могли бы их завоевать! Но он меня не послушал.

– Гутрум удерживает север и восток, – сказал я, словно бы в его защиту.

– А нам полагалось бы владеть и всем остальным! Но вместо этого мы ждем весны в надежде, что к нам присоединятся новые люди. Да, подкрепление и вправду прибудет – там есть земли, хорошие земли.

Рагнар, казалось, на время забыл о моей клятве. Вместо этого он рассказывал о том, что случилось в Нортумбрии, о том, как наши враги, Кьяртан и его сын Свен, ограбили Дунхолм, и о том, что теперь эти двое не осмеливаются покидать крепость, опасаясь мести Рагнара. Они взяли в плен его сестру и, насколько мой друг слышал, все еще держали ее у себя. Мы с Рагнаром когда-то поклялись их убить. Он не знал ничего о Беббанбурге, кроме того, что мой дядя-предатель до сих пор жив и все еще владеет этой крепостью.

– Когда покончим с Уэссексом, то отправимся на север, – пообещал мне Рагнар. – Вместе – ты и я. Мы явимся с мечами в Дунхолм.

– Да будет так: мы явимся с мечами в Дунхолм, – повторил я, поднимая свой кувшин с элем.

Я выпил не так уж много и совершенно не захмелел. И вот, сидя там, я думал, что одной-единственной фразой мог бы покончить с Альфредом навсегда. Мог бы предать его, мог бы притащить короля к Гутруму и стать свидетелем его смерти. Гутрум простил бы мне даже оскорбления в адрес своей покойной матери, если бы я отдал ему Альфреда, – и таким образом с Уэссексом было бы покончено, ибо после Альфреда не нашлось бы человека, ради которого собрался бы фирд. Я мог бы остаться с Рагнаром, мог бы заработать еще больше браслетов, мог бы прославиться, и обо мне рассказывали бы везде, куда вели свои длинные суда северяне, – и достичь всего этого было так просто: достаточно было произнести одну-единственную фразу.

Признаться, той ночью в придворной церкви Сиппанхамма я испытал огромное искушение.

Хаос может принести огромное веселье. Спрячь все мировое зло за дверь и скажи людям, что они никогда, ни за что на свете не должны ее открывать, – и дверь обязательно будет открыта, потому что в разрушении кроется истинная радость.

В один из моментов, когда Рагнар разразился смехом и так хлопнул меня по плечу, что оно заныло, я почувствовал, что роковые слова готовы сорваться с моего языка.

«Это Альфред», – произнес бы я, указав на него, – и весь мой мир изменился бы, и не стало бы Англии. Однако в самый последний миг я передумал и сдержался.

Брида спокойно наблюдала за мной, и, поймав ее проницательный взгляд, я подумал об Исеулт.

«Через год или два, – подумал я, – Исеулт станет похожа на Бриду».

Они были красивы одинаковой дикой красотой, обе были темноволосыми, и в их душах тлел один и тот же огонь.

«Если я сейчас заговорю, – подумал я, – то Исеулт погибнет, и этого я не переживу».

И еще я подумал об Этельфлэд, златокудрой дочери Альфреда. Я знал, что малышку возьмут в рабство, и понимал, что отныне, где бы ни собрались в изгнании возле своих очагов уцелевшие беглецы-саксы, они станут проклинать мое имя. Я навеки стану Утредом Нечестивым, человеком, уничтожившим целый народ.

– Ты, кажется, что-то собирался сказать? – спросила Брида.

– Что в Уэссексе еще никогда не бывало такой суровой зимы.

Она пристально посмотрела на меня, но, похоже, поверила, что я хотел сказать именно это. Потом Брида улыбнулась.

– Скажи, Утред, – заговорила она по-английски, – если ты думал, что Рагнар погиб, зачем же тогда ты сюда пришел?

– Потому что не знал, куда еще деваться, – ответил я.

– И поэтому пришел сюда? К Гутруму, которого ты смертельно оскорбил?

Поскольку я никак не ожидал, что они знали об этом, то почувствовал укол страха. И ничего не ответил.

– Гутрум говорил, что жаждет твоей смерти. – Брида снова перешла на датский.

– Да ну, это он не всерьез, – вмешался Рагнар.

– Еще как всерьез, – настаивала Брида.

– Так я и позволю ему убить Утреда, – заявил Рагнар. – Какое счастье, что теперь ты здесь!

Он снова хлопнул меня по спине и гневно посмотрел на своих людей, будто давая понять – пусть они только осмелятся выдать меня Гутруму. Никто не двинулся с места, но датчане все уже были пьяны, и некоторые из них почти спали.

– Теперь ты здесь, – продолжала Брида, – однако еще не так давно ты сражался за Альфреда и оскорблял Гутрума.

– Я направлялся в Дефнаскир, – сказал я, как будто это все объясняло.

– Бедный Утред, – проговорила Брида. Ее правая рука ласкала черно-белую шерсть на загривке Нихтгенги. – А я думала, ты у нас теперь герой саксов.