Бернард Корнуэлл - Последнее королевство [litres]

Она резко замолчала.

– Это Равн тебе рассказал?

– Кое-что рассказал, но остальное я поняла сама. Это война между богами, Утред, война между христианским богом и нашими богами, а когда в Асгарде война, боги заставляют и нас на земле сражаться за них.

– Мы победим, как ты думаешь? – спросил я.

Вместо ответа она указала на мертвых монахов, лежащих на мокрой траве в окровавленных рясах.

После того как они были убиты, Рагнар вытащил Веланда из постели. Тот явно был при смерти, от его раны дурно пахло, он дрожал, но прекрасно понимал, что с ним происходит. Мы нашли под кроватью его награду – мешок отличного серебра весом с новорожденного младенца и, прибавив серебро к жалкой лепте монастыря, разделили между воинами.

Сам Веланд валялся на окровавленной траве, переводя взгляд с меня на Рагнара.

– Хочешь его убить? – спросил меня Рагнар.

– Да, – ответил я, потому что иного ответа быть не могло.

Я вспомнил, как все начиналось, вспомнил день, когда увидел Рагнара танцующим на веслах у этого берега, вспомнил, как на следующее утро он привез в Беббанбург голову моего брата.

– Мне нужна его голова, – сказал я.

Веланд пытался заговорить, но сумел выдавить только стон. Он не сводил глаз с меча Рагнара.

Рагнар передал меч мне.

– Он острый, – сказал он, – но ты поразишься тому, сколько на это требуется силы. Топором было бы проще.

Теперь Веланд смотрел на меня. У него стучали зубы, его передергивало. Я ненавидел его. С самого начала я его не любил, а теперь ненавидел, но все равно меня коробило при мысли об убийстве, хотя он и так был полумертв. Я уже знал: одно дело – убить в бою, отправив душу храброго бойца в пиршественный зал богов, но совсем другое – лишить жизни беззащитного человека. Должно быть, Веланд уловил мои колебания, потому что попытался вымолить себе жизнь.

– Я буду тебе служить, – сказал он.

– Пусть негодяй помучается, – ответил за меня Рагнар. – Отправь его к подземной богине, только дай ей знать, что он идет, заставь его страдать.

Не думаю, чтобы он сильно страдал. Он и без того был настолько плох, что даже от моих слабых ударов тут же потерял сознание, но все равно у меня ушло много времени, чтобы его убить. Я изрубил его. Меня всегда поражало, сколько усилий требуется, чтобы убить человека. В песнях скальдов все получается легко, но так бывает редко. Мы – упрямые созданья, мы цепляемся за жизнь, нас тяжело уничтожить. Наконец душа Веланда все же отправилась восвояси, а я рубил, пилил, колол и сумел-таки отделить окровавленную голову от тела. Его рот был перекошен агонией, и в этом было хоть какое-то утешение.

Я попросил у Рагнара кое-что еще, зная, что он не откажет. Я взял несколько пожертвованных бедняками монет из нашей добычи, потом пошел в одну из больших монастырских построек и отыскал скрипторий, где монахи переписывали книги. До того как жизнь моя переменилась под Эофервиком, я приходил сюда с Беоккой, и иногда монахи давали мне испорченные куски пергамента и чудесные краски.

Именно краски мне сейчас и требовались. Они хранились в горшочках, в основном в виде порошка, но некоторые были уже смешаны с клеем. Еще мне был нужен кусок ткани, и я нашел его в церкви: квадрат белой материи, чтобы накрывать Святые Дары. Вернувшись обратно в скрипторий, я нарисовал углем на белой ткани волчью голову, потом взял чернила и принялся закрашивать контуры.

Мне помогала Брида, оказавшаяся гораздо лучшей рисовальщицей, чем я. Она сделала волку красный глаз и красный язык, разбавила черные чернила белой и синей краской, чтобы нарисовать шерсть, а потом мы привязали знамя к кресту погибшего аббата. Рагнар тем временем осматривал небольшое собрание монастырских святых книг, выдирая из обложек металлические вставки, украшенные камнями. Когда он покончил с обложками, а мое знамя было готово, мы подожгли все деревянные дома.

Дождь прекратился, едва мы тронулись в путь. Мы пересекли отмель, повернули на юг, и Рагнар по моей просьбе проехал по идущей вдоль берега дороге до того места, где она пересекалась с песками Беббанбурга.

Здесь мы остановились. Я распустил волосы, отдал знамя Бриде, она села на коня Равна, а старик остался ждать вместе с сыном. Затем, с мечом Рагнара у пояса, я поехал к родному дому.

Вместе с Бридой-знаменосцем мы ехали рысью по насыпи. Море выносило белую пену на берег справа от меня, шелестело по песку слева. Я видел людей на стене и над Нижними Воротами: они наблюдали. Я хлестнул лошадь, пуская ее в галоп, Брида не отставала, знамя неслось за нами. Я остановил лошадь там, где дорога поворачивала на север, к воротам, и увидел дядю. Он был здесь, Эльфрик-Предатель, худой, темноволосый, – смотрел на меня со стены над Нижними Воротами. А я смотрел на него, чтобы он понял, кто я такой… а потом швырнул жуткую голову Веланда на землю, туда, куда когда-то упала голова моего брата. Затем кинул туда же серебряные монеты.

Тридцать монет. Сребреники Иуды. Эту христианскую легенду я помнил. Она была из немногих, которые мне нравились.

На стене стояли лучники, но никто из них не стрелял. Они просто смотрели. Я показал дяде нехороший знак: рога дьявола, сложенные из мизинца и указательного пальца, потом плюнул в его сторону, развернулся и поехал обратно. Теперь он знал, что я жив, знал, что я его враг, знал, что я убью его, как собаку, как только представится возможность.

– Утред! – окликнула Брида.

Она оглянулась назад, я тоже развернулся в седле и увидел, что один из воинов перепрыгнул через стену, тяжело приземлился и теперь бежал к нам. То был крупный человек с густой бородой, и я подумал, что не смогу сражаться с таким здоровяком, но потом заметил, что стрелки на стене натягивают луки. Стрелы упали на землю рядом с человеком, которого я теперь узнал: то был Элдвульф, кузнец.

– Лорд Утред! – кричал Элдвульф. – Лорд Утред!

Я развернулся и подъехал к нему, прикрывая от стрел корпусом лошади, но ни одна стрела не упала рядом. Вспоминая тот далекий день, я теперь подозреваю, что лучники намеренно делали промахи.

– Ты жив, господин! – Элдвульф широко улыбался.

– Жив.

– Тогда я пойду с тобой, – решительно заявил он.

– Но как же твоя жена, сын? – спросил я.

– Моя жена умерла в прошлом году, господин, а мой сын утонул на рыбалке.

– Как жаль, – сказал я. Стрела воткнулась в траву, не долетев нескольких метров.

– Вотан дал, Вотан и взял, – проговорил Элдвульф, – и вернул мне моего господина.

Он увидел молот Тора у меня на шее и, будучи язычником, улыбнулся.

Так у меня появился первый приверженец. Кузнец Элдвульф.

– Он такой мрачный, твой дядя, – рассказывал Элдвульф, пока мы ехали на юг, – угрюмый, как не знаю кто. Даже новорожденный сын его не радует.