Николай Гейнце - Ермак Тимофеевич

Но на этом лице они не прочитали ничего. Девушка была горда и скрытна. Никаким чувствам она не позволяла вырываться наружу.

— Экая бесчувственная! — решили те.

Антиповны не было в рукодельной. Ее старческий голос доносился из соседней комнаты — она рассказывала сказку за сказкой рассеянно слушавшей ее Ксении Яковлевне.

— Довольно, няня, — сказала та, когда старуха окончила сказку о добром ласковом витязе и распрекрасной царевне, приключения которых благополучно окончились свадьбой. Антиповна там была, «мед пила, по усам текло, а в рот не попадало». — Уж и расскажешь ты, чего и быть не могло… Где у тебя усы-то?

— А это, светик мой Ксюшенька, уж такая присказка, из нее, как из песни, слова не выкинешь…

— Позови-ка ко мне Домашу, — сказала Ксения Яковлевна. — Да и пора девушкам кончить работу, пусть погуляют…

— Кончить такую рань? Что ты, касаточка. За летний день они еще много наработают.

— Чего там, успеют… Пусть погуляют.

— Твоя хозяйская воля, — недовольно отвечала старуха, — только это не годится, чтобы они шалберничали. И так управы с ними нет, с озорными.

— Молоды они, нянюшка.

— Что же, что молоды, не сорви же головам быть, коли молоды. Да и спешно теперь у нас…

— Какая спешка?

— Известно, спешка. Надо тебе приданое готовить. Не ровен час, жених приедет, тебя на Москву отправлять надо. Ох, мало у нас наготовлено…

— Ты опять за свое, няня! — с укором сказала Ксения Яковлевна.

— Что за свое? Известно, вся хворь твоя от этого, замуж тебе пора, вот те и сказ, так я и доложила Семену Аникичу… Он, дай ему Бог здоровья, меня, старуху, послушался, слышь, гонца послал в Москву с грамоткой…

— Знаю, знаю, что это твое дело, — с еще большим упреком в голосе произнесла Ксения Яковлевна.

— Известно, мое, я и не отказываюсь. Для твоей же пользы постаралася. Думаешь, легко моему сердцу, что ты на глазах моих изводишься?..

— Так помочь этим думаешь? — со вздохом спросила девушка.

— Известно, помочь… А то что же? — воззрилась на нее Антиповна.

— Ничего, я так…

— Ой, Ксюша, Ксюша, таишь ты что-то от своей старой няньки… Грех тебе…

— Что ты, что ты, нянюшка, ничего не таю я, это тебе так показалося.

— Ох, таишь, Ксюшенька, говорит мне мое сердце-вещун. Всю правду-матушку выкладывай…

Старуха остановилась и пытливо посмотрела в глаза питомице. Та выдержала этот взгляд.

Антиповна пошла из горницы, качая укоризненно головой и ворча себе под нос:

— Домашка, чай, все что ни на есть начистоту выкладывает… Попытать разве девку, да не скажет, кремень…

Она вышла в рукодельную, освободила, согласно желанию Ксении Яковлевны, от работы сенных девушек, радостно повскакавших из-за пяльц, и обратилась к Домаше:

— А ты, егоза, иди к хозяйке…

Домаша это сделала бы и без зову, хотя ей была тяжела предстоящая беседа с Ксенией Яковлевной. Она ничем не могла утешить ее и даже, как ей в то время казалось, потеряла возможность исполнить ее поручение. Сердце ее томительно сжималось. «Как-то примет она эту неудачу?» Домаша поспешила к ожидавшей ее Ксении Яковлевне.

Она застала ее сидящей на скамье с опущенной головой. Последняя беседа с нянькой, где девушка должна была ломать себя, чтобы не выдать свою тайну, донельзя утомила ее. Она прислонилась спиною к стене, у которой стояла, в полном изнеможении, с закрытыми глазами.

Домаша испугалась.

— Что с тобой, голубушка, Ксения Яковлевна? — воскликнула она, подошедши к лавке.

Та встрепенулась и открыла глаза.

— Ах, Домаша, это ты…

— Я-то, я, а с тобой что же это, моя касаточка? Знать, расстроила тебя Антиповна.

— Нет, не то, Домаша. Начала она опять меня пытать женихом своим да свадьбою…

— Ишь, старая, сделала дело, уж и молчала бы, — заметила Домаша.

— Уехал Яшка? — спросила Ксения Яковлевна.

— Уехал уж теперь, наверное. С час, как я его видела, сказал, что сейчас же едет…

— А-а-а… — протянула Строганова.

— Только вот что, голубушка, Ксения Яковлевна, посылала я его к Ермаку-то… Только незадача вышла…

— Посылала?.. Ну что?.. Говори прямо… Не бойся.

— Да что? Ничего…

— И не думает он обо мне, и в мыслях не имеет? — вздохнула Ксения Яковлевна.

— Не то, голубушка, не то…

— А что же?

— Запропастился он куда-то из поселка… Не нашел его Яшка. Весь поселок избегал, есаула встретил, Ивана Ивановича, так тот сказал ему, что ушел-де атаман неведомо куда… Так и не мог Яшка повидаться с ним. В том и незадача…

— Значит, не судьба, — грустно улыбнулась Строганова.

— Нет, я что ни на есть, да придумаю.

— Не надо, брось, говорю… — настойчиво повторила Ксения Яковлевна.

В голосе ее послышались раздражительные ноты.

— Хорошо, хорошо, не надо так не надо, — ответила Домаша.

— Расскажи лучше, как ты со своим простилася…

— Наше прощание недолго было.

— Плакала?

— Нужда была плакать… Глаза, чай, свои, некупленные, — делано спокойно заявила Домаша.

— Какая же ты бесчувственная! А он что, чай, не рад, что и послали?..

— Говорил, что неволей едет, да врет. Чай, самому в Москве погулять лестно…

— Что же он говорил-то?

— Да ничего, обещал гостинцев да обнов привезти…

— А о свадьбе?

— Приеду, говорит, поклонюсь Семену Аникичу, за заслугу мою, что гонцом в Москву ездил. Может, Бог даст, и смилуется…

— Конечно же, я и сама попрошу за вас дядю. Он мне не откажет, все сделает.

— На этом благодарствую, Ксения Яковлевна.

Обе девушки встали, прошлись по горнице и подошли к тому самому окну, около которого обыкновенно стояла Ксения Яковлевна. Их внимание привлекло необыкновенное оживление, царившее в поселке. Все население его высыпало на улицу, собралось в одно место и о чем-то горячо рассуждало.

Толпа разделилась вскоре на две равные половины: одни двинулись из поселка, а остальные стали расходиться по домам.

— Что бы это значило? — задала вопрос Ксения Яковлевна.

— Уж не знаю, что у них там деется, — отвечала Домаша.

Она продолжала стоять у окна, хотя поселок принял уже свой обычный вид, только дальше в степи виднелась удалявшаяся группа людей.

— Глянь, Домаша, это он! — вдруг воскликнула Ксения Яковлевна, указав на бежавшего во весь опор по поселку мужчину.

— И впрямь он, Ермак! — согласилась Домаша. — Куда это он?

На глазах девушек Ермаку Тимофеевичу подвели лошадь, он вскочил на нее и помчался вслед удаляющейся толпе.

— Они не в поход ли собрались? — сообразила Домаша.

— Что ты!.. Ужели? — упавшим голосом произнесла Ксения Яковлевна.

— Надо быть, так…

Обе девушки замолчали. Ксения Яковлевна продолжала смотреть в ту сторону, куда скрылся на коне Ермак.

Прошло более получаса. Вдруг на горизонте появилась фигура всадника.