Николай Гейнце - Ермак Тимофеевич

Но вот лед наконец прошел и Чусовая снова заревела в своих крутых берегах. Давно изготовленные челны спущены на воду, Ермак Тимофеевич и его дружина расселись в них и без сожаления покинули свое волшебное зимовье.

Три дня провели они в пути, когда вдруг берег Чусовой как бы раздался, и река, почуяв простор, широко разлилась по равнине.

— Ишь, какова здесь Чусовая-то! Совсем Волга, — говорили казаки.

— А это что? — с недоумением уставились они на возвышавшуюся перед ними громаду, достигавшую чуть не до облаков.

Это и был Югорский камень, или Уральские горы, гордо стоявшие перед отважными пришельцами, покрытые внизу густым кедровым лесом, а голыми вершинами действительно почти достигавшие облаков.

Ермак и его люди никогда в жизни не видали таких высоких гор.

— Это и есть Сибирь? — спросил Ермак Тимофеевич проводника Миняя.

— Нет, Сибирь дальше, за этими горами, а это Югорский камень, — отвечал тот.

— Хорош камень, целая глыбища.

— Так уж зовется… Ну вот мы и Чусовую прокатили, — добавил Миняй.

— Как, разве конец ей?.. Ишь, как вдаль бежит, — заметил Иван Кольцо.

— И пусть ее бежит, а нам надо поворотить в сторону. Вишь, речка течет вправо?

— Видим, видим…

— Серебрянкой она прозывается, по ней наш путь… Только как-то мы пройдем ее?

— А что? — с беспокойством спросил Ермак Тимофеевич.

— Тиха да мелка она, вот в чем незадача, двух дней не проедешь, придется тащить челны на себе до речки Жаровли.

— Ничего, потрудимся, — заметил Иван Кольцо.

— Не без того будет… — сказал Миняй.

В это время передний челн, на котором были беседовавшие, поравнялся с косой, образуемой рекой Серебрянкой при впадении ее в Чусовую.

— Что же, надо сворачивать? — сказал Ермак Тимофеевич.

— Поздно, атаман, лучше заночевать на косе, а то в Серебрянку входить ночью не рука… Начнутся сейчас горы, придется опять в челнах ночевать, а уж которую ночь так ночуем! Надо дать людям расправить ноги и руки, — посоветовал Миняй.

— Это ты правду молвишь, — согласился Ермак Тимофеевич.

Челны причалили к косе, на которой тотчас зажглись костры, пошел пар от казацкого варева, и люди, подкрепившись, улеглись спать, только для формы поставив сторожевые посты, так как кругом были только песок и вода и неоткуда было ожидать нападения.

Все заснуло в лагере, кроме стоявших на страже постовых казаков, да не спал и атаман Ермак Тимофеевич. Он был погружен в неотвязные думы. «За этой речонкой Серебрянкой после двухдневного пути начнется Сибирь, где он ратными подвигами должен добыть себе цареву милость. Удастся ли ему это с горстью своих храбрецов?»

Он невольно посмотрел на беззаботно спавших сподвижников великого задуманного им дела.

Что, если его там ожидает такая несметная сила нечисти, что не будет возможности с ней справиться? Смерть, быть может, готовится ему в удел.

Но не в том дело! На что ему жизнь без царева прощения, без права повести любимую к алтарю? Не о своей жизни заботился он, а о судьбе этих беззаботно спящих людей, которых он повел на рискованное дело. Их гибель ляжет на его же душу, на которой и без того немало загубленных жизней в его кровавом прошлом, там, на Волге.

Дрожь охватила его при этих воспоминаниях, холодный пот выступал у него на лбу.

«А что, если эта царившая в его сердце уверенность в успехе, эти вещие сны есть не что иное, как искушение дьявола, овладевшего уже давно его душой?»

Такими страшными сомнениями мучился Ермак до самого рассвета.

Но вот на востоке заалела светлая полоса, она стала расти, расползаться и мало-помалу охватила все небо. Звезды постепенно меркли и исчезали, и наконец показался огненный шар, рассыпая по земле снопы золотистого света.

Взошло солнце.

Лагерь проснулся.

Людям дали позавтракать и тогда только начали рассаживаться в челны. И вскоре двинулись по Серебрянке. Узкая речка бесшумно несла свои воды между высокими утесистыми берегами. Скалы, покрытые густою растительностью, казалось, надвигались друг на друга с обеих сторон. В одном месте ветви кедров густо сплелись между собою, образовав на довольно большом пространстве естественный туннель, в который не проникал ни один луч солнца. Было так темно, что стало жутко даже ко всему привыкшей Ермаковой дружине.

Но вот наконец выбрались на свет божий и, проплыв несколько часов, остановились. Дальше пути не было — река так обмелела, что челны ползли по песку.

— Придется отсюда тащить челны волоком до речки Жаровли, — сказал Миняй.

— А далеко эта речка? — спросил Ермак Тимофеевич.

— Нет, недалеко, вот за теми холмами…

И Миняй указал рукой за какими именно. То, что он называл холмами, были для жителей русских равнин огромными утесистыми горами.

Делать было нечего — решились дать людям для отдыха дневку, а сам Ермак Тимофеевич с Иваном Кольцом и Миняем пошли искать более удобное место для перехода и волока челнов.

Миняй повел их в горы, избирая более легкие для восхода места, Ермак и Иван Кольцо еле карабкались, по, казалось им, совершенно отвесным утесам. Но наконец они вслед за своим проводником добрались до вершины и остановились зачарованные. Перед ними расстилалась Сибирь — громадная равнина, покрытая зеленым лесом и перерезанная там и сям серебряными лентами рек.

Вдали клубился дымок.

— Экий благодатный край! — воскликнул Ермак Тимофеевич. — Вот она, голубушка Сибирь! Как-то встретит она нежданных гостей своих? — задал он себе вопрос.

— Что-то не видать никакого жилья, — забеспокоился Иван Иванович.

— Жилье недалеко. Скоро покажутся татарские деревни, а там вот, где дымок расстилается, это город Епанчи, что прошлый год к нам жаловал…

— Вот это дело так дело, он к нам жаловал, а мы теперь к нему пожалуем, — усмехнулся Ермак Тимофеевич. — Рад не рад, принимай гостей…

— Угощать не надо, мы сами его угостим, — засмеялся Иван Кольцо.

— Это не без того, — подтвердил Ермак. — Однако все же надо поискать удобный переход для людей, — обратился он к Миняю.

— Поищем…

Переход был вскоре отыскан. Это было сравнительно удобное для волока челнов ущелье.

Переход занял более трех суток. Наконец казаки достигли первой сибирской реки Жаровли и после суток отдыха спустили челны и отправились в путь.

Челны неслись как стрелы. Не надо было работать веслами, так как дружина Ермака плыла по быстрому течению вниз. За трое суток успели миновать Жаровлю, Тагил и вступили в Туру.

— Вот где находится самая глубь Сибири, — заметил Миняй.

— Но и пусто же здесь, — сказал Ермак Тимофеевич. — Который день плывем, хоть бы кого, на смех, встретили.

— Погоди, атаман, не торопись, встретим еще не одного и не десяток, а сотни и тысячи, — отвечал Миняй.