Далия Трускиновская - Свидетель с копытами

Молодые конюхи пронеслись по дорожке до конца, вернулись с донесением: пусто!

– Да что он, по воздуху улетел? – возмутился граф Орлов. – Не Пегас, чай! Вот что – собак нужно пустить от самой конюшни.

– Да там все уже затоптано, – напомнил старший братец. – И куда, кроме дорожки, могли бы твои олухи погнать Сметанного?

– Может, его что испугало, и понес? – предположил младший брат. – Птица из кустов вылетела? Так… Сейчас всех своих поселян на ноги поставлю! Пусть берут факелы, пусть прочесывают все окрестности! Кто найдет след – тому пять рублей, все слышали? Кто коня приведет, тому – пятьдесят!

Но тратить деньги графу не пришлось. Час спустя его отыскал на дороге молодой лакей Павлушка, Васильев выученик.

– Ваше сиятельство, Сметанный сыскался! – закричал он издали, еле управляясь с лошадью. – Ваше сиятельство, сам на конюшню пришел!

Граф помчался домой.

Сметанный стоял у ворот загона, от людей шарахался, всхрапывал, часто дышал, никого не подпускал. Степана, хорошо ему знакомого, не желал признавать. Выпрячь себя из дрожек не позволял.

– Слава Богу. Велю благодарственный молебен отслужить, – сказал граф, соскакивая с кобылы. – Сметанушка, голубчик, умница! Сам дорогу домой отыскал! Степа, нужно на него хоть попону накинуть. Где-то бегал, вспотел, не простыл бы.

– Сметанушка, я это, гляди – я! – Степан, пытаясь подойти к жеребцу с попоной, чуть не плакал. – Сметанушка, дитятко!

– Дай-ка я, – непутевый Гришка, спешившись, пошел к коню. – Сметанушка!

– Перестань, не дури, – одернул его старший брат. – Он тебя еще не знает.

– Погоди ты… Сметанушка, красавец ты наш… Эй, кто-нибудь, сбегайте за мелюсом!

Вскоре в Гришкиной ладони лежал хорошая горсть мелко наколотого желтого мелюса; человек этот сахар низшего разбора есть не станет, разве что совсем небогатый, а кони его уважают. Протягивая Сметанному лакомство, Гришка подходил мелкими шажками, объясняя коню, что он, конь, самый лучший, самый славный, самый умный. Дивное дело – Сметанный слушал, не возражал и не пятился, не прял ушами. Как-то его голос старшего братца заворожил и успокоил. Правда, мелюс жеребец взял не сразу.

Потом конь позволил приблизиться и Степану. Степан распряг его, вывел из оглобель и велел ставить дрожки в каретный сарай. Тут-то и оказалось, что Сметанный привез гостью.

В дрожках лежала женщина. Никому и в голову не пришло осветить их фонарем, потому женщину и не заметили. На ней было платье, какое носят дома дамы, значит – не крестьянка, не мещанка. И была она без чувств. Когда стали ее трясти, обнаружили, что ранена в плечо и потеряла много крови.

– Дрожки – отмыть, даму перенести в желтую спальню, – распорядился граф Орлов. – Василий, ты в ранах смыслишь – раздень, пойми, что там с ней, перевяжи. Сметанушка, где ж ты этакую персону раздобыл?

– Сказывал я, ваше сиятельство, что в лесу стреляли! – вмешался Степан.

– Так где лес и где дорожка? – граф задумался. – И где, желал бы я знать, егеря и Ерошка с Фролкой?!

Он подошел к даме, которую, чтобы донести до спальни, уложили на носилки из попон и оглобель.

– И чья такова?.. Я ее, кажись, впервые вижу… Не обойтись без полиции… Ну-ка, посветите…

Фонарь поднесли совсем близко к лицу женщины.

– Что за страшная старуха, – сказал Орлов-старший. – Ей лет за полсотни, я чай…

– Менее. Голодом ее, что ли, морили? А платье-то бархатное… Василий, срежь с нее платье, да баб позови – пусть обмоют, да вот что! Пошли парнишку за Кабошкиным!

Кабошкин был отставной солдат, который прижился в Острове; он, нахватавшись на прусской войне всяких врачебных знаний, пользовал местных жителей и, как шутил граф, был лучше лекаря-немца: брал не в пример меньше, а никто у него еще не помер.

– Ваше сиятельство, Гнедаш! Гнедашка вернулся! – заголосили конюхи. – Держи, держи его!..

Еще один из пропавших коней отыскал дорогу на родную конюшню. Гнедаш был под егерем Матюшкой и, судя по всему, не так напугался, как Сметанный.

– Осмотреть его! – велел граф. – Ну что за денек! Может, хоть что-то поймем.

Гнедаша подвели и стали расседлывать. Тут и оказалось, что седло в крови.

– Где ж тебя, черта, носило? – спросил его граф. – Где Матюшку потерял?

– Ваше сиятельство, и повод – в крови, где руками браться!

– Кто-то вздумал увести Сметанного, а егеря дали отпор, но кто? – спросил старший братец. – Кто-то следил и знал, когда его проезжают.

– Я бы на старуху Чернецкую подумал, да она коней любит и ни за что бы стрельбу не затеяла там, где можно поранить лошадь, – ответил младший братец. – Да и не на дорожке было побоище, сам знаешь, там следов не нашли, а стрельба шла в лесу. Что-то тут неладно. Ну вот что, братцы. Если наши молодцы убиты – им уж не поможешь. Искать ночью в лесу раненого, что в беспамятстве, невозможно. Светает рано – вот, как только на востоке посветлеет, всем – в седло и на поиски. Пока – отдыхать. Степа, ты будешь в стойле со Сметанным, хоть сутки с ним разговаривай и утешай, но чтоб конь успокоился.

– Алехан, я, кажись, догадался! – воскликнул старший братец. – Продать Сметанного у нас, в России, можно разве что в дикие сибирские украины, да он там никому не нужен. Коня хотели увести, чтобы продать за границей! Контрабандисты бы его перекрасили, они на это мастаки. И вынырнул бы он лет через пяток – когда в каком-нибудь Вюртенберге вдруг появились бы арабы изумительных статей! Скажи, тут у тебя, в Острове никакие иноземцы не шлялись, не вынюхивали?

– Немцы у меня свои, здешнего производства… Француз-танцмейстер свой… Сегодня разве что…

– Они!

Граф вспомнил двух немцев, что попросились на ночлег.

– А в чем смысл? – спросил младший брат старшего. – Ладно бы они заранее пришли, все разведали и убрались. А так?..

– Не знаю, Алехан, но с этими немцами дело нечисто! Вели их привести!

– Я лучше велю запереть их в погребе. Завтра допросим.

– А коли они скажут, что за интрига сплелась вокруг Сметанного? Коли скажут, где твоих егерей и конюхов искать? – не унимался младший.

– Будь по-твоему.

Двух заспанных немцев привели с сеновала. Спросили о прозвании – один назвался Шульцем, другой Фельдманом. Спросили о цели странствий. Немцы, вставляя в свою немецкую речь немало русских слов, доложили – пробираются из Москвы в Коломну, где у Шульца замужняя дочь с детьми. Проверить сие было невозможно, и потому Гришка твердо сказал:

– Врут!

Когда они на вопросы, не подослал ли их кто разведать о Сметанном, ответили полным непониманием, Гришка сказал то же самое:

– Врут!

Графу тоже поведение этих людей казалось все более подозрительным, и он велел отвести их в погреб – пусть сидят до того дня, когда он соблаговолит отправить их в Москву к обер-полицмейстеру Архарову, тот всякого мошенника насквозь видит.