Мишель Зевако - Маргарита Бургундская

Сделавшись мертвенно-бледной, Маргарита отпрянула от решетки.

– Вижу, ты тоже боишься! – ухмыльнулся у окна Страгильдо.

Он не ошибался: Маргарите действительно было страшно. Это нервное возбуждение, что подталкивало ее вплоть до той секунды, когда она уже собиралась совершить свой безумный поступок, мгновенно улетучилось.

Королева содрогнулась, увидев, как близко находится ото льва, и начала медленно отступать. Лишь отойдя на середину двора, она остановилась и с трудом перевела дух.

– Ох! Уж не сошла ли я с ума? – прошептала Маргарита. – Еще мгновение – и Циклоп оказался бы на свободе… Слава Богу, я вовремя опомнилась!..

В этот миг сверху что-то упало… или, скорее, спрыгнуло… нечто живое… человек, который проворно вскочил на ноги, подбежал к дверце решетки, что вела во двор, и опустил внутренние засовы… Затем этот человек направился прямо к клетке со львом.

Проходя мимо королевы, он сказал:

– Вот и настал твой конец, Маргарита!..

Человек неумолимо двигался к цели.

Королева хотела бежать, но ее словно парализовало от страха. Она испытывала то ощущение, какое приходит в кошмарных снах, когда тщетно пытаешься сделать тот шаг, который должен спасти от опасности. Возможно, этот страх шел даже не от осознания неизбежного конца, возможно, в этот ужасный миг мысль о смерти отошла у нее на второй план… так как перед ней был тот самый человек – а она его, конечно же, тотчас узнала, – чьи слова, брошенные ей в лицо на платформе Нельской башни, так давно не давали ей покоя…

– Готье! – прохрипела она. – Готье д’Онэ!..

Готье д’Онэ подошел к клетке Циклопа, резким движением отодвинул засов, и дверца открылась. Лев высунул морду наружу, принюхался, раскрыл пасть, зарычал и прыгнул во двор, приземлившись в трех шагах от Маргариты.

В соседнем особняке, как мы знаем, находились Буридан, братья д’Онэ, Бурраск, Одрио и Ланселот Бигорн. Прильнув к окну, все шестеро не сводили глаз с королевы.

– Она одна, – глухим, преисполненным ужаса голосом пробормотал Филипп.

– Да, одна! – холодно отвечал Готье.

Королева действительно явилась без какой-либо пышности и помпы: о ее прибытии не возвещали трубы, ее не сопровождали сеньоры и шевалье Людовика X – она была одна!..

Именно об этом, вероятно, подумал Готье, так как, едва Буридан сообщил о том, что королева и принцессы вошли в загон, едва слуги были отосланы, едва, в свою очередь, удалились и Жанна с Бланкой, едва Филипп, словно предчувствуя то, что должно случиться, прошептал: «Она одна!», Готье отвечал:

– Да, одна!.. Самое время действовать!

Филипп побледнел и отступил назад.

Буридан прикусил губу.

Лица короля Базоши и императора Галилеи если что и выражали, то лишь любопытство.

Готье вернулся к ломившемуся – благодаря Бигорну и золотым экю прево – от ароматнейших блюд столу, налил себе полный кубок вина, опорожнил залпом и громко рассмеялся.

Филипп подошел к нему, взял за руку и прошептал:

– Брат!..

Громовой раскат заглушил его голос.

– Замолчи, Филипп, – промолвил Готье, – замолчи. Я знаю всё, что ты можешь мне сказать, но ничто не помешает мне сейчас действовать. Я даже не слышу твоего голоса, Филипп: в уши мне бьет лишь голос небес, который говорит, что Маргарита, убийца Буридана, убийца Готье, убийца Филиппа, Маргарита, эта гнусная развратница из Нельской башни, приговорена. Что тебе от меня нужно, брат?

Вытерев выступивший на лбу пот, Филипп произнес:

– Прошу тебя, пощади ее.

– Буридан! – позвал Готье. – Гийом, Рике! И ты тоже, Ланселот!..

Все собрались в зале, и все поняли, что между братьями происходит нечто ужасное.

– Буридан, – проговорил Готье спокойным голосом, столь резко отличавшимся от его обычных интонаций хвастуна и пустозвона, – считаешь ли ты, что Маргарита Бургундская, королева Франции, заслуживает смерти?

– Да, считаю, – отвечал Буридан твердым тоном.

– Гийом Бурраск и ты, Рике Одрио, считаете ли вы, что Маргарита Бургундская заслуживает смерти?

– Да, считаю, – сказал Рике. – И если то, что вы здесь рассказали, правда, клянусь живым Господом, который говорит сейчас над нашими головами, я сам разожгу костер, в который бросят эту женщину!

– А я, – промолвил Гийом, – я сам ее заколю, если потребуется, так как она есть не человеческое создание, но демон, уничтожить которого – долг всякого добропорядочного христианина.

– А я, – просто добавил Ланселот Бигорн, – считаю, что если мы не убьем эту женщину, то она убьет нас.

– Ты слышал, брат? – вопросил Готье.

Филипп отступил еще на несколько шагов, упал на табурет и обхватил голову руками.

Он чувствовал, что умирает.

– Раз уж эта развратница приговорена, – продолжал Готье, – нам остается лишь привести приговор в исполнение. Сам Бог посылает ее нам. Она одна. Ланселот, арбалет!

Бигорн исчез за дверью и вернулся с арбалетом – вроде тех, какие носили королевские стрелки. Чтобы составить себе представление об этом оружии, нужно вообразить ружье без ствола, на конце которого закреплен деревянный, а иногда и стальной лук; тетива этого лука оттягивается назад, к прикладу, и крепится в шайбе с прорезью, называемой орехом; вставив стрелу, арбалетчик нажимает на спусковой механизм, орех прокручивается вокруг оси, тетива высвобождается и стрела улетает.

Таким было оружие, которое Ланселот Бигорн принес Готье.

Готье подошел к окну, выходившему на загон со львами, открыл часть витража и отвел в сторону гардины…

Филипп наблюдал за этими приготовлениями с все нарастающим ужасом, но сил подавить его в себе не чувствовал.

– Брат! – крикнул он издали.

– Замолчи!.. – проревел в ответ Готье. – Она приговорена… и она умрет!

В то же время он вставил в канал арбалета стрелу, снабженную стальным наконечником, – оружие не менее опасное и точное, чем наши современные ружья.

Буридан снял шляпу и пробормотал:

– Вот и пришло оно – правосудие!..

Гийом Бурраск и Рике Одрио также обнажили головы, но их насмешливые улыбки не оставляли никаких сомнений в том, что приговоренную им ничуть не жалко.

– Клянусь святым Варнавой! – пробормотал Ланселот Бигорн. – Так я не забавлялся с той самой ночи, когда едва не вздернул моего дражайшего сеньора и господина… Хо-хо! Уж не сошел ли мессир Филипп с ума?

Действительно, в тот самый момент, когда, взяв Маргариту Бургундскую на мушку, Готье уже собирался нажать на спусковой крючок арбалета, Филипп, вскричав, или, скорее, взрычав от боли, любви и отчаяния, бросился вперед.

Буридан сложил руки на груди.

Гийом и Рике попытались было остановить Филиппа, но тот оттолкнул их столь резко, что оба упали на свои места и в изумлении переглянулись.