Мишель Зевако - Тайны Нельской башни

В ту же секунду мешок закрыли, горловину крепко перевязали, после чего с дюжину человек подхватили его и спустя несколько мгновений вынесли эту мрачную ношу на платформу башни.

– Осторожно! – ворчал Страгильдо. – Раскачивайте как следует! Нужно закинуть подальше! Раз… два… три!..

Послышался приглушенный крик. Мешок взлетел в воздух и исчез в темноте. Страгильдо, склонившись над пропастью, разглядел, как он с шумом и похожими на проклятия мольбами вошел в воду…

– Счастливого пути! – прокричал слуга королевы.

– Этот человек меня проклял! – прошептала Маргарита Бургундская.

А река, зловеще спокойная, продолжала течь. Все было кончено. Филипп и Готье д’Онэ покоились на дне Сены.

Теперь, когда мы рассказали о том, как провели вечер два брата, нам, конечно же, следует сказать и о том, как он сложился для Буридана. Покинув особняк д’Онэ и улицу Фруадмантель, Буридан направился к Центральному рынку. Он думал о необычном свидании, назначенном ему незнакомкой. Впрочем, для себя он уже практически решил, что не пойдет к Нельской башне, и не потому, что у него имелись определенные подозрения насчет этой особы, которая называла Ангеррана де Мариньи своим врагом, а потому что заботило его сейчас совсем другое.

«Необходимо, – говорил он себе, идя широким шагом, – уже сегодня же вечером все урегулировать, чтобы освободить для себя день завтрашний. Если все закончу вовремя, отправлюсь в Нельскую башню, хотя бы ради того, чтобы просто познакомиться с врагом моего врага. Но вероятнее всего, раньше полуночи освободиться не удастся. Тем хуже! Тогда я туда не пойду… Завтра! – добавил он со вздохом. – Что же меня ждет завтра? Сообщит ли мне дорогая Миртиль, что ее отец, достопочтенный Клод Леско, согласен на мое счастье?.. Вот увидишь, бедняга Буридан, удача опять от тебя отвернется, так как ты родился под несчастливой звездой, как сказала та колдунья, что когда-то гадала тебе по руке… как же ее звали? Мабель!.. Да, именно так…»

Когда он проходил мимо позорного столба на Центральном рынке и разговаривал так с самим собой согласно древней привычке влюбленных в частности, а в общем-то, и любого, кому в театре либо же в романе нужно донести до публики свои мысли; словом, когда он говорил себе эти довольно печальные вещи, в душе, однако, теша себя тайной надеждой, какой-то человек вдруг преградил ему дорогу со словами:

– Счастья, почестей и процветания мессиру Жану Буридану!.. Имею честь низко вам кланяться, сударь, и принести самые искренние мои пожелания.

Человек был в лохмотьях, сдвинутой на бок фетровой шляпе и дырявом, обшитом бахромой плаще, из-под которого проглядывала огромная рапира.

– Ну и ну! – пробормотал Буридан. – Вот так и вечер встреч с людьми, которые знают меня, но которых не знаю я! Кто ты?

– Желаете знать мое имя или же занятие?

– Прежде всего – имя.

– Ланселот Бигорн.

– Красивое имя. А теперь – занятие.

– Приговоренный к смерти.

– Как-как?

– Я говорю: приговоренный к смерти через повешение, то есть к тому, чтобы болтаться с этим прекрасным пеньковым галстуком на шее в пустоте до тех пор, пока не последует смерть. Не далее как сегодня утром мне грозила беспримерная честь стать первой жертвой Монфокона.

– Ха-ха!.. Да, теперь узнаю: это тебя должны были вздернуть в присутствии короля, и, бежав, ты имел бестактность лишить Его Величество этого забавного зрелища.

– Вот именно, мессир! – восторженно воскликнул Ланселот Бигорн, коему эта мрачная шутка определенно пришлась по душе. – Мне не солгали, заверив, что Буридан – весьма веселый собеседник…

– И что тебе от меня нужно? Что ты хочешь мне сказать?

– Я хочу вам сказать, что хочу сказать вам тысячу вещей, и что если вы согласитесь меня выслушать, то никогда об этом не пожалеете… Пока же скажу лишь одно, – продолжал этот человек вдруг серьезным тоном. – Этим утром я спасся лишь благодаря вам. Когда вы помчались вслед за повозкой, в то время, как и за мной тоже кое-кто гнался, вы, на своей дикой лошади, раскидали по сторонам всех моих преследователей…

– Тех, которые хотели тебя повесить? Честное слово, я сделал это не нарочно.

– Гм! Следует ли мне вам верить?.. Да какая, в конце-то концов, разница! Я обязан вам жизнью – вот что важно! Как важно и то, что Ланселот Бигорн никогда не забывает ни оскорблений, ни благодеяний. Теперь же, сеньор Буридан, если вы изволите мне сообщить, где и когда я смогу с вами поговорить…

– Когда?.. Что ж: когда пожелаешь. Где?.. На улице Сен-Дени. Знаешь вывеску с надписью «Волхвы»?.. Да?.. Так вот, дом, стоящий рядом с «Волхвами», принадлежит госпоже Клопинель, особе зрелой, респектабельной и почтенной, которую уважаю и я, принимая во внимание тот факт, что живу я у нее, не внося плату за комнату. Там-то ты меня и найдешь.

Ланселот Бигорн глубоко поклонился и скрылся за углом улицы, тогда как Буридан, и думать забыв о сей странной встрече, продолжил свой путь, направившись к Гревской площади.

Там, в доме с колоннами, где собирались эшевены, между позорным столбом Гревской площади, у которого выставляли на всеобщее обозрение богохульников, и виселицей Гревской площади, где вешали едва ли не каждый день, так вот, там, как мы уже сказали, над витражной дверью прелестной наружности дома, на ветру, что шел с Сены, раскачивалась огромная вывеска. На вывеске этой была изображена лилия – эмблема французских королей. Соответственно, и в доме сем располагался трактир «Флёр де Лис», у владельца которого не было отбоя от постояльцев и просто завсегдатаев, в число коих входили молодые вельможи, богатые студенты и искатели приключений.

Буридан уверенным шагом пересек как всегда заполненный до отказа главный зал, где пили и играли в кости, в тот момент, когда хозяин заведения уже кричал: «Комендантский час! Выходим, милейшие! На выход, мои добрые клиенты!»

– Да порази тебя чума!

– Что б ты околел от лихорадки, мерзавец!

– Да уготовит тебе сатана самый кипящий котел!

Таковы были возгласы, которыми, наряду с другими любезностями, был встречен ультиматум трактирщика; но в целом, продолжая злобствовать, народ предпочитал повиноваться, и мало-помалу толпа рассасывалась.

Буридан же, вероятно, счел, что королевский указ касательно комендантского часа его не касается, так как, пройдя, как уже было сказано, через главный зал, он вошел в отдельный кабинет, где двое мужчин, имевшие вид кутил и прожигателей жизни, сидели за столом, заставленным остатками птицы, еще нетронутым пирогом с заварным кремом, множеством пустых бутылей и двумя-тремя еще полными.

– Привет Жану Буридану! – воскликнули мужчины, сопроводив свои слова поднятием кубков.