Эли Берте - Замок Монбрён

– Слушаю, мессир. А между тем,– прибавила она весело,– я приготовлю котелок на тот случай, если эти чужестранцы вздумают войти в замок просить гостеприимства не в ворота, а через стены.

Придя на стену, барон Монбрён узнал, что крики происходят оттого, что французы вошли в бойницу, дверь которой наконец уступила их усилиям. Все наемники и вассалы, находившиеся на этом посту, были перебиты или взяты в плен.

– Проклятье! – прошептал владелец Монбрёна.– К счастью, они не войдут дальше.

В самом деле, бойница отделялась от стены всей шириной рвов, и осаждающие не могли двигаться, не преодолев сперва этого препятствия. Успокоенный, по крайней мере на время, сир де Монбрён пошел дальше, чтобы узнать, какие успехи сделал отряд под начальством Доброго Копья, и ужаснулся, увидев, что они успели сделать. Плотина не только была окончена, но по ней можно было уже проходить, и капитан живодеров готовился броситься с лестницей на эту неровную и опасную дорогу, по большей части составленную из бревен и сучьев.

Барон тотчас подозвал к себе всех, кто не был необходим у главных ворот, чтобы вместе с ними отбить неминуемый штурм. Но, прежде чем они подоспели, защитники этой части стен получили гораздо более полезную и скорую помощь.

Баронесса увидела опасность и, приказав двум служителям взять котел с кипящей смолой, велела нести к плотине, зажгла это легко воспламеняющееся вещество раскаленным углем и приказала вылить на осаждающих. Огонь быстро разлился по бревнам и ветвям, образовавшим плотину, и она в минуту была охвачена пламенем.

Живодеры, и особенно Доброе Копье, испустили крики ярости, видя, как уничтожался труд, потребовавший нескольких часов их соединенных усилий. Барон же, бывший свидетелем остроумной выдумки владетельницы Монбрёна, пришел в неописуемый восторг.

– Клянусь кровью Спасителя! – воскликнул он.– Вы достойны, донья Маргерита, золотых шпор и рыцарского сана! Никогда еще не видывали такой ловкости и такого мужества в существе, одетом в чепчик и юбку!

– Ведь я говорила вам, мессир, что эти любезные гости отведают моей стряпни,– отвечала баронесса с напускной скромностью.– И сдержала слово.

– К несчастью, сударыня,– возразил владетель замка, и на лице его отобразился страх, когда он увидел какого-то рыцаря, во весь дух скакавшего к замку,– вот едет неприятель, от которого не так легко отделаться… Этот проклятый бретонский дог сейчас вцепится нам в горло.

Сказав это, он повернул назад, предоставляя жене любоваться огнем, который пожирал плотину, несмотря на все усилия живодеров потушить его.

В самом деле, Бертран Дюгесклен решил наконец принять участие в битве и осаде. Французские рыцари и прочие начальники, встречая больше затруднений, нежели ожидали, отправляли посла за послом к рыцарю, считая, что так как он уговорил их участвовать в этом опасном предприятии, то обязан по крайней мере помогать им. Оскорбленное ли достоинство или какая-нибудь другая причина заставили действовать Дюгесклена – неизвестно, только он поспешно прискакал к замку и сошел с лошади у бойницы, которой овладели его товарищи.

Присутствие его возвратило осаждающим мужество, уменьшая в то же время храбрость в осажденных. Его встретили собственными воинскими кличами, с энтузиазмом поддержанными вдруг всей армией. Дюгесклен, не говоря ни слова, вошел под свод, где рыцари обсуждали возможность перебраться через широкий ров.

– Клянусь Крестом Господним, брат Бертран,– сказал Оливье Дюгесклен, идя ему навстречу,– ты поставил нас в пренеприятное положение. Впрочем, ты наконец явился, и все может поправиться.

– Брат Оливье, и вы, рыцари и сеньоры! – сказал Бертран с важным и печальным видом.– Не обвиняйте меня в измене данному слову. Священнейшие обязанности задержали меня в другом месте. Нам надо подумать о мерах для немедленного окончания нашего предприятия, потому что честь и присяга обязывают меня не медлить ни минуты для взятия замка.

– Что ж! – сказал граф д’Арманьяк.– Построим плотину, как сделал храбрый предводитель живодеров, и осадим подъемный мост.

– Храбрые рыцари,– сказал Дюгесклен, задумавшись,– согласны ли вы предоставить мне вести это дело и действовать по своему усмотрению?

– От всей души, мессир! – вскричали рыцари.– Ведь вы наш полководец и начальник!

– Прекрасно, клянусь святым Ивом! В таком случае прежде всего я попробую вступить в переговоры с бароном де Монбрёном.

Сказав это, он взошел по темной лестнице на платформу бойницы, поднимавшуюся почти вровень со стеной. Рыцари последовали за ним на эту террасу, занятую стрелками и копейщиками: стрелы и камни градом сыпались вокруг них. Дюгесклен выступил вперед на парапет, обращенный к замку, и приказал трубить в рог, давая знать защитникам Монбрёна о намерении переговорить с владетелем. Враждебные действия прекратились тотчас, и барон явился к отверстию в одной башенке над подъемным мостом прямо против бойницы. Бертран поднял забрало и, хотя шум битвы не прекращался в отдалении, сказал громким и ясным голосом:

– Барон де Монбрён, узнаете ли вы меня? Я Бертран Дюгесклен.

Владетель замка, не поступив по примеру мужественного доверчивого своего врага, не приподнял забрала.

– Ну, что же вам нужно от меня? – вскричал он.– Клянусь святым Марциалем, объясните мне причину, по которой вы осаждаете мой замок и убиваете моих подчиненных!

– Как, изменник! – гневно вскричал было французский рыцарь, но тотчас опомнился и продолжал с большим спокойствием:

– Послушайте, сир де Монбрён, вы знаете, кто я, и вам небезызвестно, что если я решу взять ваш замок, то ни вы, ни ваши воины не воспрепятствуете мне в этом. В наказание за подлость и измену вашу против меня я решил было поступить с вами без пощады и жалости; но одна особа, высоко уважаемая и любимая мною, просила меня, и я согласен пощадить вас. Итак, вот что я скажу: не надейтесь ни на какую помощь, монах, посланный вами в Латурский замок, попал в наши руки. Согласитесь признать своим государем сира Карла Пятого, короля Франции, и принять в свой замок французский гарнизон; обяжитесь обходиться как с родственником и законным наследником латурского поместья с молодым Гийомом де Латуром, существование которого открылось мне почти сверхъестественным образом; согласитесь также уважать и любить вашу родственницу, благородную девицу Валерию де Латур и позволить ей поступить в какой она заблагорассудит монастырь во Франции или Аквитании,– на этих условиях, клянусь Богом и святым Ивом, ваша особа и имение останутся неприкосновенными, а я со своей стороны прощу вам все ваши подлые действия лично против меня.

Барон с минуту молчал, им, казалось, овладело сильное беспокойство.