Даниил Мордовцев - Господин Великий Новгород. Державный Плотник

Прошло около трех недель после битвы у Коростыня и после того, как отважнейшие из новгородцев, в пылу этой битвы врезавшись в ряды москвичей, частью пали там же на берегу Ильменя под ударами московских мечей и сулиц, частью попались в плен и воротились в Новгород злодейски обезображенные.

Над Ильменем не то ночь, не то прозрачные сумерки. Нет, это ночь. Где-то петухи поют…

– Третьи алекторы поют – утро скоро.

– Каки, баушка, алехторы?

– Кочета… по церковному алекторы.

– Я, баушка, питушка слышу.

– Ну, ин питушок… А ты-ко греби гуще.

– И то, баунька, густо гребу.

– Догоняй ночь-ту, ишь уходит… Третьи алекторы… Должно, в Коростыне… Догоняй, догоняй ноченьку-ту.

– Ее, баунька, теперь не догнать. Скорее день нагоним, солнушко.

– Ну-ну, греби, близко берег.

– Точно… берег… Ух! Страшно. Мы с Гориславонькой видели их живыми еще.

Лодка пристала к берегу. Из нее вышла старуха, стала глядеть…

Желтело и белело вокруг… Кое-где при слабом мерцании зари – шевелилось… И слышался хруст… Это лисицы догрызали новгородские кости.

– Го-го-го-го! Ту-ту-ту-ту! – глухо прокричала старуха.

Тени около костей бросились врассыпную, не произведя ни малейшего шуму – точно в самом деле это были тени, а не живые существа…

– Фу-фу-фу-фу! Новгородским духом завоняло.

Лодка, в которой оставался гребец, отплыла от берега.

– Куда ты, Петра?

– Страшно там, баушка, и дышать трудно. Я, баунька, на воде побуду.

– Обглодала новогородски косточки Марфа.

Из-за пригорка выросли две человеческие фигуры с сулицами и рогатинами.

– Кто идет?

– Кто идет – тот и идет.

– Кто ты? Сказывай.

– Я – сказываю!

– Имя сказывай… Кто костям покою не дает?

– Лиса, да ворон, да серый волк.

– А ты сама кто? Не то рогатиной… Кто ты?

– Я – баба-яга, костяна нога.

– Чур! Чур! Чур! С нами хрест святой… – С рогатинами и сулицами – попятились…

– Не чурайтесь, добры молодцы. Третьи петухи пропели…

Пришедшие остановились в нерешительности. В самом деле: после третьих петухов нечистой силы не должно быть.

– Кто ж ты будешь?

– Про то я скажу вашему старшому.

– А кто наш старшой?..

– Князь Данило, княж Димитриев сын, Холмской. Ведите меня к нему.

– За коим делом?

– Это дело не ваше и не мое… Вы сторожа московская?

– Сторожа… А ты сама откуду?

– Из воды да из земли… Так идите ж со мной, добры молодцы, – не бойтесь меня.

Ратные двинулись вперед, но запнулись за что-то и остановились. На обглоданном зверьем и обклеванном птицами скелете что-то блеснуло…

– Чур мое! Чур пополам! – разом вскричали оба ратника, бросаясь к скелету и схватывая что-то блестящее. – Чур мое! Я первым увидал!

– Врешь! Я первый…

– А! Подрались вороны из-за кости… У! Улю-люлю!.. Ату ево! Ату! – засмеялась старуха тихим старческим смехом.

Гривна, висевшая на скелете, не снималась: шейные жилы оставались целы.

– Ишь, черт, держит. Не прощает…

– А вот я ево топором.

И топор отделил череп от скелета. Гривна снялась с мертвеца.

– Наше счастье… Что ж, давай дуваниться пополам…

– Нет, на рогатине прометнем – кому…

– На рогатине так на рогатине…

Один ратник взял правой рукой конец рогатины и, держа ее торчмя, протянул к другому: «Перехватывай»… Второй также перехватил древко рогатины как раз у самой руки первого, вплотную. Затем опять таким же образом перехватил первый, потом опять второй, и они чередовались перехватами до тех пор, пока рогатины, у ее острого, с железным острием конца, не осталось на один перехват. Этот последний перехват выпадал на долю ратника. Он крепко захватил рукою острие рогатины…

– Удержишь? Нуко-сь…

– Удержу-ста. Видывали – не впервой.

– Ту, а через голову перекинешь?

– Перекину-ста… Лови за хвост свою рогатину!

– Добро, кидай… Уухх!

Но рогатина, у которой древко было очень тяжелое, а острие тонкое, при размахе, при усилии перекинуть ее через голову, выскользнула из руки ратника и ударила его по лбу…

– Ах, дьявол!

– Что! Угораздило? Вот тебе и гривна.

– Незадача добру молодцу – не вывезла кривая, – улыбнулась старуха.

Это был народный способ гаданья или жеребьевки: кому при перехватах рукой палки, или рогатины, или даже длинной соломинки или камышинки, – кому выпадал последний перехват в подобной жеребьевке, тот выигрывал. Но только если этот последний перехват приходился на такой остаток перехватываемого предмета, что тот, кто обхватил рукой этот остаток, в состоянии будет удержать одной рукой всю палку или рогатину, и не только удержать за этот остаток, но даже перекинуть через голову.

Второй ратник не мог этого сделать и терял право на находку. Но он не хотел расстаться с такой дорогой вещью, как гривна, и начал спорить, требуя дувана…

– Ну, полно-ка! – перебила их старуха. – Ведите меня к князь Даниле. Он вас рассудит, а то к тиуну [67] Т и у н – судья и управитель в боярской усадьбе или сельский судья. ступайте.

– Что нам тивун! Наплевать-ста. Мы на походе…

– Так идите к князю… Скоро солнушко выглянет… Мое дело нудное – не терпит – великое дело… Прощайте, косточки, почивайте до страшной трубы…

И старуха, сопровождаемая ратниками, пошла по направлению к Коростыню, бормоча про себя:

– Много, много костей… А еще больше будет скоро.

С возвышения открылась равнина, кое-где поросшая мелким лесом и, словно белыми концами, усеянная большими и малыми шатрами. По сторонам паслись табуны коней, виднелись везде группы сидевших кругами, лежавших на земле и бродивших людей. Дымились костры, посылая к утреннему небу беловатые клубы дыма, который, подымаясь выше и рассеиваясь в воздухе, все делался розовее и розовее по мере того, как розовела восточная окраина неба.

Скоро стали попадаться ратники, кто с оружием, кто с уздой в руках, кто с вязанкою свежей травы или хвороста. Слышалось ржание лошадей, доносились возгласы и смех.

Чем ближе к шатрам и кострам, тем больше встречных.

– Где, братцы, запонали ведьму? – слышались оклики.

– Али она, ведунья, ратных коней доила?

– Баба-яга – костяная нога в ступе прилетела, метлой погоняла.

– А где метла?

– Да вон у тебя на подбородке, рыжая… Ха-ха-ха!

– Подавись ты яйцом на Пасху, дьявол!

Подошли к большому полосатому шатру – полоса белая, полоса зеленая, полоса красная, наверху золоченое яблоко. У входа стоят с алебардами.

– К воеводе? Али языка привели?

– Должно, языка… К воеводе доложитца сказывает…

– На духу, значит?

– На духу как есть…

– Пущать никово не указано.

В этот момент пола шатра отпахнулась и оттуда вышел низенький человечек в боярском кафтане с золотыми шнурками. Рыжая бородка, рыжеватая, с пробором, голова. В лице и в глазах что-то сухое, постное, черствое…