Пьер-Амброзио Курти - Под развалинами Помпеи. Т. 2

Когда к нему вошла Ливия, он получил уже известие о трагической смерти Марции.

– Друг мой, – сказала ему Ливия, – ты дурно делаешь, что предаешься печальным мыслям; я советую тебе искать развлечений; я уже сделала распоряжения о приготовлениях в дорогу.

– А куда мы поедем? – спросил Август тоном, показывавшим отсутствие в нем собственной воли.

– Неаполитанские декурионы, объявив о публичных играх, устраиваемых там чрез каждое пятилетие в твою честь, просят тебя почтить эти игры своим присутствием. Отправимся в Неаполь; не совсем хорошо отказаться от приглашения; да к тому же эта поездка может принести пользу твоему здоровью.

– Пусть будет так, как ты желаешь, Друзилла.

И задуманная Друзиллой поездка была осуществлена. Август и Ливия присутствовали в Неаполе и на гладиаторских играх, и на банкетах, и на разных празднествах, дававшихся в их честь, и были предметом самых шумных оваций.

Среди этих развлечений Август забыл свое недавнее горе, обещания, данные им на острове Пианозе, и несчастных членов своего семейства; он упивался народными овациями, о торжественности которых его хитрая жена позаботилась заранее.

После шумных празднеств, в середине месяца августа, Ливия увезла императора в Нолу, чтобы успокоить там его душу и тело.

Нола была очень древним и многолюдным городом Южной Италии, одним из двенадцати, основанных этрусками на плодородных полях Кампаньи, между Везувием с одной стороны и первой грядой Апеннин – с другой; тут они прервали свое триумфальное путешествие.

Тотчас по прибытия Августа и Ливии в Нолу к ним поспешили явиться все знатные римляне, находившиеся в это время на своих роскошных виллах, лежавших в окрестностях этого города. Особенное внимание они оказывали Ливии, так как всем была известна ее власть над старым и дряхлым мужем.

Между этими придворными находились также Крисп Саллюстий, внук известного историка, с которым мы вскоре познакомимся, Гией Пизон и жена последнего, Мунация Плакцина. Гией Пизон гордился как своим богатством, большую часть которого доставил ему брак с Плакциной, так и своим благородным происхождением; Плакцина же отличалась необыкновенным честолюбием и недобрым сердцем. Муж и жена, казалось, понимали чувства и стремления Ливии: они при любом случае не только льстили ей, нахваливая ее добродетели, но и выставляли себя перед ней непримиримыми врагами Германика и Агриппины.

Вследствие этого Гией Пизон и Плакцина пользовались большим расположением Ливии.

Однажды, разговаривая с Ливией, Плакцина, быть может и без всякого намерения, сообщила ей, что в Ноле ей, Плакцине, была знакома прибывшая туда из чужих стран колдунья по имени Мартина, которая будто бы умела предсказывать будущее и приготовлять сильнейшие яды. Ливия, выразив сомнение, что Мартина могла обладать такими качествами, пожелала, однако, видеть ее и услышать ее пророчества о ней и об ее муже.

Желая угодить императрице, Плакцина вызвалась привести к ней Мартину в ту же ночь: эта колдунья имела обычай принимать и посещать своих клиентов лишь по ночам.

Действительно, жена Гнея Пизона исполнила свое обещание и ночью секретным образом ввела в комнату Ливии колдунью Мартину.

Предсказав сперва еще долгую жизнь Ливии Августе, Мартина, не изменяя своей хитрости и прозорливости, осторожно коснулась гласных и тайных мыслей императрицы.

– Теперь, божественная Ливия, мне следовало бы сказать тебе, и тебе одной, то, что поведала мне судьба твоя; не желаешь ли ты, чтобы я говорила, иначе я могу забыть то, что мне теперь известно?

Ливия взглянула на Плакцину, которая, поняв этот взгляд, тотчас вышла из комнаты. Оставшись одна с императрицей, не опасаясь быть подслушанной кем-нибудь другим, Мартина проговорила:

– Ты желаешь узнать от меня нечто гораздо более серьезное.

– Каким образом ты это знаешь? – спросила Ливия, пораженная тем, что колдунья прочла ее мысли.

– Разве у тебя нет противников, врагов?

– Их много.

– Хочешь ли ты освободиться от них?

– Хотела бы…

– Если ты не уничтожишь их, то они тебя уничтожат. Твоя судьба лежит на одной чашке весов; на другой же лежит судьба тех, которые мешают тебе и ненавидят тебя. Кому желаешь ты гибели?

– Им.

Мартина вынула из кармана своего платья маленький флакон со светлой, как кристалл, жидкостью и, потрясая флаконом, произнесла торжественным тоном:

– Тут, внутри, заключается смерть, которой не разгадает человеческий глаз; хочешь ты получить это?

– Давай сюда.

Взяв дрожащей рукой флакон и заплатив за него колдунье, Ливия Августа отпустила ее от себя со следующими словами:

– Завтра, еще до крика петухов, ты должна покинуть Нолу.

– Спи спокойно, – отвечала ей Мартина, – и не бойся ничего от меня. Ты жаждешь славы, а мне дорога жизнь. Завтра утром я буду уже на пути в мою дальнюю родину.

На следующий день Ливия встала ранее обыкновенного и, как добрая жена, пожелала лично присутствовать при приготовлении завтрака для Августа.

Приятно было смотреть на моноподиум императорской столовой, уставленный разнообразными яствами, возбуждавшими сильный аппетит.

Будучи хорошей хозяйкой и внимательной женой и зная страсть своего мужа к местным нольским фигам, особенно к таким, у которых выступил на поверхность прозрачный густой сок, Ливия позаботилась подать к завтраку самых отборных [54] Тацит, Светоний и Дион утверждают, что все подозревали Ливию в отравлении Августа. Первый из них говорит, что Август, по слухам, был отравлен Ливией после того, как она узнала о его тайном посещении острова Пианозы. А Дион рассказывает, что, узнав о намерении Августа простить Агриппу и сделать его своим наследником, Ливия отравила на фиговом дереве лучшие плоды и затем, гуляя в саду вместе со своим мужем, угощала его намеченными ею фигами, а сама ела неотравленные. .

В конце завтрака любезная супруга стала угощать своего мужа разными лакомствами, выбирая для него лучшие фиги, а для себя оставляя худшие, не блестевшие соблазнительными каплями. Тронутый таким вниманием Ливии, Август с удовольствием ел любимые им фрукты и находил их необыкновенно вкусными.

Из внимания к слабому здоровью мужа Ливия даже советовала ему не есть много фиг.

– Они могут повредить тебе, – говорила она ему.

Но тайная причина этого внимания заключалась в боязни Ливии, чтобы отрава при неумеренности Августа не обнаружилась в нем слишком быстро и сильно, что могло бы возбудить подозрения ее врагов; она хотела, чтобы яд действовал медленно и смерть Августа казалась естественной.

И действительно, день прошел вполне согласно ее желаниям.

Однако при наступлении вечера Август почувствовал общее расстройство в теле, но сначала неопределенное; затем, спустя несколько часов, появились боли в желудке, которые, усиливаясь постепенно, уже показались Августу опасными. Тут отчаяние овладело всеми его домашними, и более всех убивалась, разумеется, добрая императрица.