Эдуард Гранстрем - Два героя

Маркена рассказал ему, что тотчас после грозы индеец воротился из леса в ужасном состоянии, извиваясь от болей. Вскоре он потерял сознание и теперь бредит, как в горячке, хотя тело его совершенно холодно.

— Последние дни он не был уж так весел, как обыкновенно,  — говорил Маркена.  — Он, вероятно, уже был болен, а после застигшей его грозы болезнь обострилась.

— Эта гроза и этот ураган,  — сказал Кастанеда,  — и меня вчера застали в лесу; несмотря на мои железные нервы, я пришел домой в таком состоянии, что зуб на зуб не попадал, сначала меня трясла лихорадка, потом бросило в пот, и сегодня я еще чувствую еебя совсем разбитым.

Он посмотрел при этом на больного, который содрогался от боли и бредил.

— Что у него?

Маркена пожал плечами.

— Ничего не понимаю,  — сказал он.  — К сожалению, здесь нет доктора Канса! Ара утверждает, что он, должно быть, съел какой-нибудь ядовитый корень, и действительно рот его воспален. Но ведь Энрико знает лесные плоды и корни лучше, чем кто-либо из нас. Должно быть, он схватил ту страшную лихорадку, от которой умерло столько испанцев.

Кастанеда не возражал: он знал причину болезни.

«Вероятно, индейцы Эспаньолы не знакомы с этим ядом! — думал он, возвращаясь домой.  — Энрико умрет, и все будут уверены, что он умер естественной смертью. Вот как Каллинаго устранил своего врага! Но какой это яд? Неужели маленькая щепотка порошка производит такое страшное действие? Впрочем, я теперь не нуждаюсь в этом. Я уже нашел ту прекрасную долину, где золото прямо смотрит из недр земли и из расселин, размываемых водой в течение многих столетий! Нет, я не нуждаюсь теперь в таких средствах!.. Но… ведь он тоже знает, где искать эти сокровища… он тоже будет пользоваться ими… Нет, нет, к чему тут дележ, когда я один могу владеть всем! Надо поспешить спасти тот драгоценный мешочек, пока его не смочило дождем. Золото и яд теперь одинаково драгоценны».

Эти мысли были прерваны громкими звуками труб. Кастанеда выбежал из дома и увидел Хойеду. Оказалось, что он явился вступить во владение Королевской областью от имени испанцев, восставших против господства генуэзцев.

Эти вести обрадовали Кастанеду, но Маркену они причинили глубокую скорбь. Хойеда прочитал прокламацию и уехал. Он намеревался при первой же возможности уехать в Испанию и подать королю жалобу от имени обманутых Колумбом кастильских дворян.

Подобно черной туче, явилась эта мятежная толпа в Королевскую область с тем, чтобы тотчас же скрыться. Но из среды своей испанцы оставили двух поселенцев, прибывших из Испании с последним кораблем. Колумб желал как можно скорее заселить Новый Свет и просил короля ссылать на Эспаньолу помилованных преступников, и король последовал его совету.

Эти новые арендаторы оказались хуже Кастанеды. Поселившись в двух более отдаленных деревнях, они как истые сатрапы стали притеснять индейцев. Маркену было достаточно нескольких дней, чтобы окончательно потерять всякую надежду на восстановление в Королевской области более человеческих отношений. Рядом с этим судьба нанесла ему тяжелый удар: его верный слуга Энрико умер спустя восемь дней в страшных мучениях.

Маркена чувствовал себя теперь совсем одиноким, и им овладела тоска по родине. Он узнал от своих новых соседей, что Колумб находится к югу от Эспаньолы в плавании для новых открытий, и Маркена решил отправиться во вновь основанный Колумбом город Сан-Доминго, чтобы там дождаться адмирала и затем принять участие в его дальнейших плаваниях.

В течение всего этого времени Кастанеда неутомимо трудился в горах. Он воспользовался временем, когда внимание Маркены было отвлечено болезнью Энрико и новыми событиями в Изабелле и Сан-Доминго.

Но золотоискатель был недоволен результатами своих поисков. Он постоянно возвращался с пустыми руками. В долине он нигде не нашел золотоносных руд, и тайна Маркены оставалась для него непроницаемой.

И вот в один из таких дней он узнал, что Энрико умер. Известие это произвело на него сильное впечатление, и мысли его приняли иное направление. «Чего я ищу так долго,  — думал он,  — ведь клад лежит передо мной!» Он взглянул на караиба. Людоед не ходил более в лес, он был спокоен, доволен и не чувствовал никаких угрызений совести: с помощью яда в мешочке он достиг своей цели! Кастанеда боролся несколько времени с самим собой, но скоро злые чувства взяли верх над таившимися еще в нем хорошими, после того как он увидел во сне золотые самородки,  — и на следующий день он собрался в лес в сопровождении нескольких индейцев, но без Каллинаго.

Караиб загородил ему дорогу.

— Господин,  — сказал он,  — не доверяйся этим людям: они замышляют недоброе, я их подслушал, они хотят убить нас обоих и убежать в леса!

Кастанеда остановился. В таких случаях он не давал пощады и решил дать индейцам хороший урок. Он вернулся и совершил один из самых бесчеловечных судов, употреблявшихся испанцами, на этом суде караиб был обвинителем и указал на двух индейцев, Кастанеда приказал отрубить им руки. Другие индейцы стояли безмолвно кругом, но глаза многих из них сверкали жаждой мести. Они увели изувеченных, чтобы, если возможно, спасти им жизнь. Весть о жестоких поступках испанцев мгновенно разнеслась по всему округу, и во всех индейских деревнях началось брожение.

В этот день Кастанеда остался дома, но в душе не отказался от своего предприятия. «Это волнение среди дикарей является кстати,  — думал он.  — Они хотят истребить христиан и, вероятно, возьмутся за яд. В таком случае нетрудно будет свалить подозрение на краснокожих!»

На следующее утро он поручил Каллинаго зорко смотреть за непокорными и вышел из усадьбы с легким мешочком за спиной. В последнем находились инструменты: стамеска, молоток и веревка длиной футов пятьдесят.

Сопровождаемый своей собакой, Кастанеда шел по знакомому нам уже пути к таинственной долине. Часа через три он достиг той самой лужайки, где неделю тому назад разыгралась страшная трагедия. Он заглянул в пропасть, в которую Каллинаго бросил свой мешочек. Скалы падали здесь отвесно, футов на сорок, затем образовывали небольшой выступ, а далее опять круто обрывались в зияющую пропасть. На выступе скалы лежал мешочек с ядом.

Кастанеда достал веревку, привязал ее к стоявшему около пропасти дереву и с бьющимся сердцем стал спускаться. Вот он почувствовал твердую почву под ногами, в нескольких шагах от него лежал драгоценный мешочек. Но вдруг он как вкопанный остановился на месте, затем быстро перешагнул через мешочек и поднял у противоположного края выступа камень. Желтая жила сверкала из этого камня, и из груди Кастанеды вырвался дикий крик радости: перед ним сверкала ослепительным блеском золотая руда.