Эдуард Гранстрем - Два героя

— Ты был в Аранде со Лже-Авилой,  — заметил с горечью Рамузио, с неудовольствием взглянув на Виллафану.

— Во сне я был с наследником,  — ответил с многозначительной улыбкой Виллафана.  — В кармане у него находились документы, удостоверявшие, что он рыцарь Алонсо Авила, и в Аранде не знали о существовании настоящего и Лже-Авилы. Но дослушай же до конца. В Кадиксе наследник сел на корабль и поехал на чудесный остров Мадеру.

Вслед за тем картина переменилась, и послышался торжественный звон колоколов, издали доносившийся ко мне. Я сидел перед домиком плантатора, вдали бушевало море, а за мной высились лесистые горы, упирающиеся своими вершинами в лазурное небо, направо от меня росли виноградники и расстилались необозримые плантации. Это остров Мадера,  — подсказал мне внутренний голос,  — блаженная страна, где веют теплые ветры и царит вечная весна, земной рай для тех, кто ненавидит суету мирскую и ищет тихого счастья! Не помню, долго ли я был погружен в эти думы, но меня разбудил чей-то голос: «Иди, давно пора, ты привез ему невесту и должен быть свидетелем его счастья. Разве ты не слышишь свадебного звона колоколов?»

Я бросился бежать через поля и луга и наконец достиг церкви, где увидел молодую чету. За мной стояли двое мужчин!

«Какая прекрасная чета! — говорили они.  — Это Педро Рамузио и донна Луиза. Когда отец донны узнал, что Педро сделался самым богатым плантатором на Мадере, он с радостью согласился отдать за него свою дочь».

Но вот в церкви воцарилась тишина, прерываемая лишь торжественным голосом патера. Когда обряд кончился, я очутился около тебя и спросил:

«Счастлив ты, друг мой?» Вместо ответа ты обнял меня, крепко поцеловал в обе щеки и… я проснулся.

Виллафана умолк и посмотрел на Рамузио, который, склонив голову на руку, задумчиво смотрел в землю. На ресницах его блестели слезы, и мысли его витали далеко от Сьерры-Малинче. Рассказанный Виллафаной сон произвел на него глубокое впечатление.

Искуситель самодовольно улыбался. «Я затронул настоящую струнку,  — думал он.  — Надо продолжать в этом направлении до тех пор, пока он не перестанет разбирать средства. Но пора оставить его одного. Пусть пораздумает обо всем наедине».

Виллафана осторожно поднялся и исчез в чаще леса. Рамузио поднял голову и стер слезу. В ушах его раздавались громкие удары топоров индейцев, работавших невдалеке. Очнувшись, он оглянулся и с изумлением увидел, что около него никого нет. Рамузио вскочил и протер себе глаза. Он осмотрелся кругом, но поблизости не видно было живой души.

— Виллафана! — крикнул он, но ответа не последовало.  — Виллафана! — крикнул он вторично, но в лесу раздавались лишь удары топоров.  — Виллафана! — вырвалось у него в третий раз.

В эту минуту над его головой послышался шорох и какая-то хищная птица с пронзительным криком пролетела над вершинами дерев.

Рамузио вздрогнул. Им овладело какое-то непонятное чувство ужаса, и он невольно сотворил крестное знамение.

Нехороший сон рассказал ему Виллафана. Не издевался ли он над ним по примеру других? Не может быть! Ведь он до сих пор был его другом и не раз спасал ему жизнь!

Рамузио снова присел под деревом и предался своим думам. Да, Виллафана был ему другом и не раз спасал его жизнь, но он все-таки не может полностью довериться ему. Во взгляде его было что-то отталкивающее, а в речах проскальзывали такие низкие помыслы, что Рамузио предпочел бы не встречаться с ним.

Он встал и направился к квартире товарищей. Все они были в угрюмом настроении, наступило время собирать и скреплять части судов, и для этого требовались теперь более искусные руки испанцев.

— Если бы я хотел быть плотником, то остался бы в Кастилии,  — говорил вызывающим голосом бородатый молодой человек со свирепым лицом.  — Нас обманули, на Кубе нам обещали золотые горы и заманили сюда как в ловушку. Но это им даром не пройдет… уж я…

Он умолк, заметив, что к ним приближается мастер Лопес.

— Э! Да это ты никак, Торрибио? — спросил Виллафана недовольного.

— Добро пожаловать, Виллафана! — воскликнул тот.  — Ты жив еще! Я думал, что ацтеки давно тебя съели, потому что с самой «Печальной ночи» не видели тебя!

— Худое споро, не сживешь скоро,  — возразил Виллафана.  — Сегодня у нас свободный день, работа начнется завтра. Пойдем, Торрибио, отпразднуем нашу встречу. Иди и ты с нами, Рамузио,  — прибавил он,  — будем втроем добрыми друзьями!

К ним присоединились еще несколько товарищей. Они расположились под навесом перед домом, занимаемым Виллафаной, и стали усердно угощаться пульке. Все были веселы, а в особенности Торрибио, грубые шутки которого неприятно поражали слух Рамузио.

На почетном карауле у Монтесумы он снова привык к более изысканному обращению, затем на обратном пути в Тласкалу войску некогда было предаваться необузданной лагерной жизни, а здесь, в лесах Сьерры-Малинче, Рамузио охотнее проводил время в тихих долинах в обществе индейцев, нежели в кругу своих буйных товарищей. Со всеми этими людьми Виллафана завел дружбу.

Заметив стоявшего в тени дерева сельского старшину индейцев, прозванного испанцами Яго, Рамузио направился к нему. Но вдруг возле себя он увидел Виллафану.

— Что с тобой? — спросил тот.  — Ты избегаешь веселого общества товарищей? Должно быть, мысли твои опять за морем в Севилье? — И он засмеялся.

— О нет! — возразил Рамузио, принудив себя также засмеяться.  — Я очень хорошо чувствую себя среди людоедов Мексики и не думаю о несбыточных снах.

— В таком случае ты сильно разочаруешь меня,  — заметил шутя Виллафана, хлопая Рамузио по плечу.  — Я уже радовался, что скоро отвезу тебя в замок в Аранде и привезу тебе твою донну Луизу. Согласись, что никто не мог бы заметить подлога и обличить Лже-Авилу… Но, к сожалению, сны — пустой бред. Впрочем, иногда они и сбываются.

И, не дожидаясь ответа, Виллафана повернулся и пошел к пировавшим товарищам.

Рамузио с досадой покачал головой. Этот Виллафана со своим наследством становился ему в тягость. Что значат эти намеки на сон? Разве он мог сбыться? Он, Рамузио, явится в Аранду и выдаст себя за Алонсо Авилу? Но ведь это низкий обман! Всяким шуткам бывают пределы, а этот Виллафана позволяет себе слишком много. Но, может быть, он знает больше, чем высказывает.

Рамузио нахмурился.

Но мысли его были прерваны сельским старшиной, который завел с Рамузио весьма интересный разговор о нравах и обычаях мексиканцев. Рамузио расстался со своим краснокожим другом, когда на небе уже заблестели звезды.

Перед домом Виллафаны все еще пировали солдаты.

Рамузио пробрался к себе и заснул, думая о Севилье.