Пьер Понсон дю Террайль - Маргарита Валуа: Прелестная ювелирша. Любовница короля Наваррского

Один из солдат взял у Рене шпагу и подал ее Крильону. Герцог обнажил ее, далеко отбросил ножны и переломил шпагу о колено, причем воскликнул:

— Вот как поступают с проходимцами, которые корчат из себя дворян и только бросают тень па верных слуг короля! Связать этого убийцу!

Рене связали и отправили в Шатле [7] Очевидно, автор имеет в виду так называемое «Малое Шатле». В старом Париже существовали две крепости, имевшие это имя: «Большое Шатле», расположенное на правом берегу Сены, было средоточием административно-юридических органов управления; «Малое», помещавшееся на левом берегу рядом с богадельней, служило тюрьмой. . Крильон решил сопровождать его.

В то время губернатором Шатле был старый сир де Фуррон, ненавидевший всех иностранцев-авантюристов, а следовательно, и королеву-мать. Сир де Фуррон по верности долгу и бесстрашию был своего рода маленьким Крильоном.

— Месье, — сказал ему герцог, — видите ли вы этого субъекта? Это Рене Флорентинец, убийца, которого скоро казнят колесованием!

— Давно бы следовало! — ответил губернатор.

— Вы отвечаете мне за него своей головой!

— Отвечаю! — спокойно согласился Фуррон.

Когда на Рене надели кандалы и втащили его в камеру, он понял, что теперь ему уже нечего ждать.

«Ах! — подумал он. — Почему я не послушал сира Коарасса, этого проклятого беарнца, который читает будущее в звездах?!»

А тем временем, когда Рене поминал сира де Коарасса, последний сидел с Ноэ на набережной, выжидая, когда на колокольне пробьет десять часов.

— Ну-с, голубчик Ноэ, — сказал он, — как, по-твоему, я справился с ролью астролога-предсказателя?

— Очень хорошо! Но я думаю, что Пибрак прав и что Рене скоро освободят, и так как рано или поздно он поймет, что мы попросту мистифицировали его, то…

— Знаешь тогда что, Ноэ? Тебе надо похитить Паолу!

— Но ведь вы сами недавно согласились, что это опасно!

— Да, но теперь я думаю устроить это иначе. Если Паола согласится добровольно оставаться твоей узницей, то мы можем поместить ее вместе с Годольфином, и его уже не надо будет держать на запоре. А Паола будет нам отличной заложницей!

— Что же, — сказал Ноэ, — это, пожалуй, хорошая идея, и я подумаю о ней. А пока я пойду позондирую почву в этом направлении!

— Ну а я пойду злословить о принце Наваррском! — смеясь, сказал Генрих.

Десять ударов колокола гулко понеслись в воздух. Когда Генрих подошел к потерне, Нанси уже поджидала его. Она взяла его за руку и повела по темной лестнице.

— Однако! — сказал принц. — Почему это мне кажется, что сегодня мы поднимаемся выше?

— Так оно и есть!

— Значит, Лувр подрос в эту ночь?

— Разумеется нет!

— В таком случае принцесса переселилась этажом выше?

— Тоже нет!

— Но… тогда…

— Разве вы не слыхали, что короли иной раз венчаются через уполномоченных ими на это лиц? — шепнула Нанси.

— Разумеется слыхал!

— Ну, так сегодня и принцесса поступает так же!

— То есть?

— То есть на свидании буду я!

Сказав это, Нанси открыла дверь и ввела принца в очаровательную комнатку.

— Здесь я живу, — сказала Нанси. — Можете броситься к моим ногам; все, что вы мне скажете, будет добросовестно передано по назначению доверительнице! — Она принялась хохотать словно сумасшедшая, закрыла дверь, задвинула засов и продолжала: — Да ну же, бросайтесь к моим ногам!

Генрих взглянул на нее: Нанси была очаровательна.

Генриху было около двадцати лет, Нанси — не более шестнадцати. Если камеристка была насмешлива, то Генрих отличался смелостью. Белокурые волосы и голубые глаза Нанси сразу вскружили ему голову и заставили забыть и о принцессе Маргарите, и о красотке-еврейке. По своему обычаю, принц сейчас же приступил к решительным действиям. Он протянул руку, чтобы обнять Нанси за талию, но девушка ужом вывернулась из его объятий и, насмешливо улыбаясь, заметила:

— Моя доверенность не простирается так широко!

— То есть… как это? — спросил Генрих.

— Да ведь вы же знаете, что я олицетворяю здесь собой особу принцессы! — смеясь, ответила Нанси.

— Ну вот еще! — возразил Генрих. — Я не думаю ни о ком, кроме вас. Вы очаровательны!

— Это мне уже не раз говорили!

— И если бы вы захотели полюбить меня…

— Ну уж нет, красавчик мой, этого я не могу!

— Но почему?

— Почему? Да потому, что такая мелкопоместная дворянка, как я, у которой нет ничего, кроме смазливенького личика, ищет мужа, а не чего-нибудь другого!

— Ну, мы могли бы столковаться…

— Что же, из вас вышел бы славный муж, — сказала Нанси, еще раз оглядев Генриха. — Но я не хочу вас по трем причинам. Во-первых, девушке, не имеющей другого приданого, кроме приятной наружности, не следует выходить замуж за мужчину, все состояние которого заключается лишь в его шпаге. Из двух камней масла не выжмешь!

— Но я имею в виду кое-какое наследство…

— Воображаю! Какая-нибудь лачуга в Испании или клочок виноградника на берегу Гаронны!

— Ну-с, а вторая причина? — улыбаясь, спросил принц.

— Я не люблю охотиться в чужих землях!

— Но ведь браконьерство имеет свою прелесть!

— Возможно, но в этом отношении я держусь взгляда угольщика, который хочет быть полным хозяином у себя в лачуге!

— Отлично! Теперь третья причина.

— А третья… она гораздо серьезнее, и… я предпочитаю не сообщать ее вам!

— Та-та-та! Это отступление, красавица!

— Ну, если вы так принимаете это, то я вам скажу… Я… не свободна, господин де Коарасс!

— Боже мой! — воскликнул принц. — А я-то еще обещал Раулю… Бедный Рауль!

Нанси сильно покраснела, и насмешливая улыбка сбежала с ее лица. Генрих взял ее за руку и сказал:

— Простите меня! Можно с удовольствием обманывать женщину, которой не любишь, и еще с большим удовольствием ту, которую любишь…

— Славная мораль, нечего сказать!

— Но нарушать данное слово нельзя, а вы такая прелесть, что я совсем забыл обещание, данное Раулю.

— Но ведь я не говорила вам, что это Рауль!

— Нет, не говорили, но ваше лицо стало таким серьезным, что сомнений быть уже не могло.

— Ну так по крайней мере не говорите ему этого! — сказала Нанси, опуская голову.

— Будьте спокойны, не скажу! Но все-таки как жаль, что я так неосторожно дал это обещание!..

— Господин де Коарасс, — сказала камеристка, поднимая голову, — знаете ли, вы ужасно ветреный субъект!

— Ба! Вы находите?

— Господи! Сколько времени мы уже сидим здесь, а вы все еще не поинтересовались узнать, почему вы находитесь у меня.

— А в самом деле?

— Принцесса не могла предвидеть, что случится это убийство на Медвежьей улице, которое поставит вверх дном весь дворец. Король в гневе, а королева в бешенстве, особенно с той поры, как арестовали Рене…