Илья Куликов - Дружина окаянного князя

– Будый, я хорошо знаю историю своего рода! Ты лучше скажи, что советуешь сейчас-то делать? – спросил князь Ярослав.

– А чего – поеду я в Новгород и там обращусь к именитым людям Новгорода ласково, словно спасибо им говорю. Буду звать их к тебе, княже, в Ракому. Они все придут сюда. Увидишь, ещё и передерутся за право предстать пред твоими очами. А здесь ты им крылышки-то и подрежешь!

При этих словах воевода Будый стукнул ребром ладони по столу, как бы показывая, что с ними надо сделать.

– Да после этого весь Новгород поднимется!

– Не поднимется, коли ты с дружиной въедешь. Люди силу уважают, а любви их ты всё равно не дождёшься. Да и недолговечное это чувство – любовь.

– А ты вообще в Бога-то веруешь? – холодно спросила княгиня Анна у воеводы. – Или по старинке на капище ходишь? Ты что такое моему мужу советуешь! За это же он в аду сгорит!

Будый пристально посмотрел на княгиню и затем проговорил:

– А после таких дел надобно и покаяться. А вообще без грехов жить никто не может. Даже святые грешили, а мы – люди, властью облечённые. За нас чернецы молиться должны. Коли новгородцев не унять, то они и впрямь себе князя выберут или призовут его из-за моря. Как только что-то неладное начинает происходить, так они сразу вспоминают, что их деды варягов позвали. А варяги сейчас веры латинской, а как говорят священники – латиняне хуже язычников. Вот придёт латинский князь, так весь Новгород уйдёт от нашей веры.

Произнеся это, Будый помахал рукой, изображая, что крестится. Креститься воевода так и не научился, хотя, впрочем, не сильно этого и хотел. Помимо креста на его шее висели и амулеты, и воронья лапка. Что самое интересное, так это то, что Будый считал себя истинным христианином, а когда указывали на амулеты, то он отвечал, что и в христианстве почитание предков разрешено. Он, мол, носит всё это вовсе не для того, чтобы древних богов славить, а чтобы род свой помнить. Поэтому же у него было и четыре жены. Выбрать из них одну он отказывался наотрез, говоря, что его покойный брат поручил ему заботу о них, и теперь сказать им, что они его полюбовницы, будет неправильно. Вот дети пусть верят по-новому, по-гречески, а я уж буду по-старому – по-славянски, всегда говорил Будый.

Князь Ярослав был человеком религиозным и, услышав, что Будый заговорил о вере, тут же заинтересовался. Воевода это заметил и сразу решил развить успех.

– Ты не жалей этих бояр – новые появятся. Как говорится, такое поле лесом не зарастёт. Ты князь и тебе о вере думать надо!

При этих словах Будый указал на небо, придавая себе благочестивый вид.

– Ярослав, не слушай ты его, – воскликнула княгиня, – он ведь тебе грех предлагает!

– Этот грех, быть может, веру нашу сохранит, княгиня, – с видом праведника проговорил Будый, – я вот знаешь сколько человек убил, когда те креститься идти отказывались? Мы с Добрыней Никитичем, родичем супруга твоего, людей пинками и копьями к реке подталкивали. Младенцев в воду бросали, а за ними их матери прыгали. Ты думаешь, как крещение проходило? Это в Киеве все креститься шли за князем, так как большинство уже веровали в Христа, а у нас здесь в Новгороде все иначе было. Сильно по-другому. Если бы не я, то, быть может, Новгород и остался бы языческим. Я своими руками идола Перуна топором рубил.

Князь Ярослав улыбнулся. Он не раз слышал эту историю о том, как Будый срубил идола и как упал он в реку Волхов и поплыл, а за ним в реку бросились десятки людей. По берегам тогда Добрыня Никитич воинов поставил, и грек-священник провёл обряд крещения. Лишь после этого людям, уже христианам, позволено было выйти из воды. Идол плыл так до тех пор, пока не застрял, перегородив реку. Он до сих пор лежит там. Сначала его обходили, потом плевали на него, а теперь вот прикинули, что раз люди с обеих сторон часто туда ходят, то, может быть, и стоит там мост навести. Об этом ещё со времён Вышеслава, старшего сына Владимира, который здесь сидел на княжении, поговаривать начали.

– Да, да, княгиня, это всё я сделал. Мне порубить головы боярам – дело пустяковое.

На самом деле Будый хоть и впрямь присутствовал во время крещения Новгорода, но было ему тогда всего двадцать два года. А валить идола ему доверил Добрыня потому, что если бы ударила молния, которой Перун мог бы защитить своё тело на земле, то поразила бы молодого и неумелого ратника. Да и все более взрослые мужи – ни варяги, ни славяне, наносить удары по идолу отказывались.

– Вот что, Будый, ты поедешь в Новгород. Сделаем, как ты и посоветовал. Пусть их кровь сохранит веру! – сказал Ярослав.

– Их кровь всегда будет на твоих руках! – возразила княгиня.

– А что ты скажешь варягам, когда те мстить за своих родичей придут? – спросил у княгини Будый. – Чего ты им скажешь? Скажешь, что их всех перебили, а мы в сторонке стояли?

– Скажу, что они вели себя непотребно и за сие были наказаны. Сам Господь возмутил умы новгородцев!

– Ага! А знаешь, что за такое мстят? А когда мстят, то о вере не думают, – сказал Будый, – юна ты ещё, княгиня, прости меня уж за слова честные, юна!

Ярослав встал из-за стола и, хромая, покинул трапезную. За ним последовала княгиня, оставив Будого, чей аппетит ничего испортить не могло, набивать свой живот.

Остальные ближники князя ушли почти сразу, а Будый как ни в чём не бывало стал кушать рыбку, выплёвывая кости в разные стороны.

Новгородцы сходились на вече медленно и неохотно. Их созывал княжеский ближник и воевода Будый, которого они все знали как человека, склонного к похвальбе и бахвальству. Впрочем, сейчас он был как бы голосом князя.

Новгородцы понимали, что если сейчас и впрямь позвать какого-нибудь князя из-за моря, то быть кровопролитию. Потомки Рюрика не оставят этого без внимания. Князь Владимир точно приведёт сюда свою рать, и сыновья его придут. Тогда пощады ждать не придётся, а защиты искать будет не у кого.

– Новгородцы, – закричал Будый что было мочи, – князь Ярослав приказал вам кланяться и говорить спасибо, что вы город от варягов освободили! Этого он вам никогда не забудет.

Люди, услышав такие слова, стали переглядываться и шептаться. Они ожидали, что ближник князя станет угрожать, а он с другого конца начал.

– А чего же тогда князь на нашу защиту не вышел? – крикнул кто-то из толпы.

Будый умел говорить с новгородцами. Он тут же безошибочно определил того, кто говорил, и, ткнув в его сторону пальцем, крикнул:

– Чего стесняешься? Иди-ка сюда, а то из толпы всяк горазд выкрикивать. Иди, иди, не бойся ты, я тебя не съем!

Все стали глядеть на невысокого, не толстого, но достаточно крепкого человека, который, поклонившись всем, стал залезать на помост, с которого говорил Будый.