Джордж Фрейзер - Записки Флэшмена. Том 2.

Список боевых потерь.

Эта солдатская шутка гуляла по казармам даже во время Второй мировой войны. Только Девятому пехотному полку (Королевский Норфолкский) удалось провести леди в казармы, причем «леди» оказалась скульптурой Британии в фуражке с эмблемой полка.

Водонос. — Примеч. Дж. М. Ф.

Парусиновые бурдюки. — Примеч. Дж. М. Ф.

Туземный дом. — Примеч. Дж. М. Ф.

Названия элитных туземных кавалерийских соединений британской армии в Индии.

Историки по-разному оценивают поведение сикхской кавалерии. Одни описывают ее наступление как нерешительное, Фортескью называет их медлительными, но все свидетели сходятся во мнении, что это была «самая замечательная картина всей кампании, их лошади гарцевали и вставали на дыбы, а яркое солнце сверкало на стальных латах и наконечниках пик... они быстрой рысью приблизились примерно на четыреста ярдов к британским линиям», а биограф Гауга едва упоминает о них. Конечно, все зависит от точки зрения, но Флэшмен, скорее всего, прав, думая что вмешательство Уайта явилось решающим.

Этот инцидент — чистая правда. Гауг «с моим отважным адъютантом» (Ч.Р. Сэквилл-Вестом; очевидно, генерал просто забыл упомянуть о Флэшмене) сознательно выехал вперед, чтобы вызвать на себя огонь хальсы, в чем и преуспел. Его много критиковали за то, что он слишком рисковал собой; с другой стороны, было много споров о решающем значении этого его поступка на моральный дух войск. Сам же Гауг, возможно, просто не обращал внимание ни на опасность, ни на дух войск — похоже, он действовал эмоционально, под воздействием момента.

Полицейский с Херн-бей — вымышленный образ, бывший в те дни любимым персонажем юмористического фольклора. — Примеч. Дж. М. Ф.

Описания Флэшменом этих двух дней в Фирозшахе настолько полны и точны, что остается добавить лишь немногое. Для обеих сторон это была битва упущенных возможностей: британцы могли бы выиграть ее уже в первый день, но они упустили светлое время суток (благодаря Хардингу, как свидетельствуют приверженцы Гауга) и в неразберихе ночного боя растеряли преимущества, приобретенные днем. Поздним вечером сикхи задавили Гауга численным преимуществом, но предательство Теджа похитило у них победу. Что не упомянул Флэшмен — так это о том, что Тедж, похоже, ожидал, до тех пор пока не убедился, что обороняющиеся силы Лала Сингха начали отход по всему фронту (некоторые из них бежали еще ночью, включая и самого Лала, чью личную штаб-квартиру атаковали и разграбили взбешенные акали).

Предполагалось даже, что в первую ночь битвы британские командиры решили сдаться: один сикхский историк отмечает это весьма легковесно, цитируя дневник Роберта Каста, молодого политического офицера, который даже не был в Фирозшахе. Фактически же, как это следует из бумаг Гауга и Хардинга, вопрос о сдаче даже не обсуждался. Хардинг ясно говорит, что к нему подходили некоторые офицеры с «робкими намеками на возможность отступления», которые он сходу отверг. К Гаугу также подходили офицеры («некоторые из них в высоких чинах и занимающих важные посты) которые настаивали на отступлении, причем двое из них сказали, что выступают от лица Хардинга. Гауг не поверил им, настаивая на своем решении продолжать битву и проконсультировался по этому вопросу с Хардингом, который опроверг утверждения этих офицеров и согласился с Гаугом, что «не время сейчас рассуждать об отступлении». Абсолютно ясно, что были и другие сторонники отступления (помимо невезучего Ламли); и столь же ясно, что Гауг и Хардинг дали им от ворот поворот.

Флэшмен слишком полагается на слова Теджа, присоединяясь к общей точке зрения, что именно одно только его предательство решило все дело. То, что Тедж был предателем представляется абсолютно ясным, но также вполне вероятно, что причины, которые он приводит в качестве отговорок, чтобы не атаковать измученные войска Гауга, все же имеют под собой некоторые основания; например, он возможно, и не знал, что у британской артиллерии вышли все боеприпасы и поэтому колебался атаковать ее укрепленные позиции. Возможно так же, что часть его командиров согласилась с теми резонами, которые звучали для них вполне правдоподобно. В любом случае, трудно поверить, что сикхскую армию удалось заставить отступить вопреки общей воли ее полковых командиров, просто по одному слову Теджа.

Шпага Наполеона, которую Хардингу подарил Веллингтон, действительно была отослана обратно в Фирозшах и доктор Хоффмейстер, один из сопровождающих принца Вальдемара, был убит в первый же день битвы. [См.: Рэйт, Хардинг, Фортескью, Комптон, Автобиографию сэра Гарри Смита, отредактированную Г.С. Муром Смитом, том II (1901); а также Каннигем, Броудфут, Макгрегор, а также «Историю Бенгальского европейского полка» П.Р. Иннеса (1885)].

Артиллерийские командиры. — Примеч. Дж. М. Ф.

Это действительно были подлинные слова Ламли, которыми он оправдывался перед Хардингом за свое появление в неформальном наряде. [См.: Хардинг].

Классики. — Примеч. Дж. М. Ф.

Quod erat demonstrandum — что и требовалось доказать (лат.).

Слова герцога Веллингтона при Ватерлоо.

Мик (уменьшит. от Майкл) — шутливое прозвище ирландцев.

Отношение Флэшмена к его военным начальникам колеблется от восхищения (Колин Кэмпбелл, Гауг, Скарлетт) до ядовитой ненависти (Кардиган), с промежуточными оттенками почтения (Уллис Грант, Хью Роуз, Хоуп Грант), презрения (Раглан, Эльфинстон) и заинтересованного беспокойства (Кастер), причем в большинстве своем все эти оценки вполне понятны. Почему он так невзлюбил Хардинга представляется менее очевидным, поскольку генерал-губернатор, судя по всему, был достаточно дружелюбным человеком и не слишком уж непопулярным; его сохранившиеся портреты не дают и намека на заносчивость или холодность, которую в нем обнаружил Флэшмен. Вполне возможно, что в этой взаимной антипатии виноват сам наш герой; охваченный эйфорией от успешно выполненного задания, он, должно быть, позволил проявить свойственную ему несдержанность и был менее обычного склонен к лицемерию и лести (свидетельством чего был и нехарактерный для него взрыв по отношению к Литтлеру). Заносчивый молодой политический агент, несомненно вызвал у Хардинга не самые лучшие чувства и Флэшмен, в отместку, создал более, чем несправедливый портрет генерал-губернатора, особенно в части, его взаимоотношений с Гаугом. Хардинг был вполне искренен, когда писал Пилю, что Гауг «не тот офицер, которому можно доверить ведение этой войны», и вряд ли его можно упрекать за желание о назначении менее непоседливого главнокомандующего. Угрозы удалось избежать лишь чудом и генерал-губернатора вполне мог раздражать генерал, который, как говорили, однажды сказал, когда у его пушек закончились заряды: «Слава Богу — теперь я могу ударить в штыки!» В то же самое время, Хардинг не смог понять, что многие трудности для Гауга созданы именно генерал-губернатором лично. Также вполне возможно, как предполагает один из биографов Гауга, что Хардинг имел склонность «относить на свой счет все смелые предприятия», приписывая себе львиную долю успеха. Мы не знаем, был ли он прав, сдерживая Гауга при Фирозшахе: возможно он просто пытался предотвратить катастрофу или позволить Гаугу выиграть битву с меньшим числом потерь. Для обоих это была любопытная и сложная ситуация и в их пользу говорит то, что они остались в хороших отношениях и эффективно сотрудничали в течении всей кампании. Гауг ничего не знал о письме Хардинга Пилю и хотя Флэшмен (обидевшись на утверждение, что от политических агентов нет никакой пользы) яростно с ним не соглашался, это был лишь один из его обычных выпадов против Хардинга. [См.: Рэйт].