Вячеслав Софронов - Обреченный странник

Алексей Петрович столь расчувствовался от данного факта, что не преминул пригласить к себе австрийского посланника Претлака, который к тому же входил в число его друзей, и зачитал тому вслух послание Людовика, радостно потирая при том сухие, вечно мерзнущие руки.

— Каково, дорогой друг? — вопрошал он, наблюдая как сморщив лоб через

очки в стальной оправе бегло просматривает тот послание. — Мы рады за французского короля и его госпожу, — отложил он грамоту на маленький столик, стоявший подле него.

— Какую госпожу вы изволите иметь в виду? — хитро спросил его Бестужев. — Законную королеву французскую или госпожу маркизу Жанну Помпадур, являющуюся некоронованной королевой?

— Думается, они обе рады тому, — не стал развивать мысль канцлера осторожный во всем, что касается политики, австрийский посланник.

— Отчего вы так думаете? — удивленно поднял бровь кверху Бестужев, по привычке нахохлившись, втянул в плечи свою и без того короткую шею.

— Наследник, как вы сами понимаете, граф, есть постоянство правящей фамилии. А пока у власти Людовик, маркиза продолжает оставаться важной птицей при версальском дворе.

— Доносили мне, что у короля французского чуть ли не дюжина незаконных наследников, — полувопросительно продолжил интересную для него беседу канцлер.

— Вздор, — взмахнул тонкой рукой Претлак, — маркиза не так глупа, чтоб позволять королю иметь незаконных наследников.

— Нельзя требовать от женщины того, чем ее Господь обделил, — хмыкнул Алексей Петрович и тут же прикусил язык вслед за колким замечанием своего собеседника.

— Женщины бывают разные… Иные и государствами управляют… Не так ли, ваша светлость?

— Истино так, на все Божия воля, — поспешил тот согласиться, — но если вы о государыне нашей говорить изволите, то посмею заметить…

— Не стоит труда, — в очередной раз сделал взмах узкой ладошкой Претлак, — мы достаточно давно знаем друг друга, чтоб понимать, о чем стоит распространяться в обществе, а что лучше навсегда забыть, лишь переступив порог вашего кабинета.

— Не сомневаюсь в том, — Бестужев облегченно вздохнул и полез в карман за платком, чтоб вытереть взмокший неожиданно лоб, — но мы отвлеклись от предмета нашего разговора…

— Слушаю вас, ваше сиятельство, — покорно наклонил красивую породистую голову Претлак.

— Вы обратили внимание, как французский король обратился к нашей государыне? Он именовал ее полным титулом — "Ваше Императорское величество".

— Вероятно, государыне это доставит несколько приятных минут, неопределенно высказался австрийский посланник, ожидая, куда повернет их беседу хозяин кабинета.

— То не просто уважительное обращение, берите выше, то полная победа моей дипломатической линии. Французский король желает иметь дружбу с нами. Или я не так что понимаю?

— Не собираюсь спорить, граф, но не будьте столь наивны. Это вам совсем не свойственно. Французский петушок увидел на берегах Невы лакомое зернышко и захотел его побыстрее склевать. Потому он и запел в непривычной для него манере.

— Да уж вы мне о том не объясняйте, — Бестужев полез в пачку документов, что грудой лежали на углу его огромного стола, нашел быстро в них что–то и, отнеся в сторону от себя, пояснил:

— Вот, извольте послушать, что пишет мне некий граф Гюимон, бывший французский посланник в Генуе, — и принялся чуть нараспев читать: " Мы желали бы испросить позволения вашего сиятельства побывать в Санкт—Петербурге и своими глазами увидеть столь блистательный двор, и отдать дань восхищения достоинствам государыни, пользующейся столь громкою славою во всем мире".

— Каково? — остановился на мгновение канцлер, переведя дух от быстрого чтения. — Нет, вы послушайте далее, что эта лиса пишет обо мне, — продолжил он: "А кроме того, мечтаем мы познакомиться с министром русского двора, заслуги и высокие качества коего столь высоки…". Вот лиса! Вот проныра! Они меня там ненавидят, врагом наипервейшим почитают, а вот на тебе, расписались, расщедрились на похвалы! Без них я не знал бы, кем являюсь и кому служу. Тьфу на речи их льстивые.

— То о многом говорит, — чуть подумав, осторожно высказался Претлак.

— О чем именно? — вытянул в его сторону указательный палец с большим перстнем на нем Алексей Петрович.

— Прежде всего о том, что дела французиков не так хороши, как они желают показать всему миру…

— И… — вопросительно смотрел на посланника граф.

— И надо ждать перемены в общеевропейской политике.

— Вы совершенно правы, — согласился канцлер, — это первое, что пришло мне в голову, когда одно за другим мной были получены оба послания. Король Фридрих, не выпуская Францию из своих могучих, удушающих объятий, за ее спиной будет и дальше строить козни, дабы перессорить все европейские дворы. Уверен, и вы лично это хорошо понимаете. — Претлак чуть наклонил голову, но не произнес ни слова. — Из двух французских посланий мы с вами, оставаясь едва ли не единственными дружескими державами на всем континенте, можем сделать бесспорный вывод: Фридрих готов нарушить свое соглашение с Людовиком и сделать очередной ход. Вы со мной согласны?

— Беспрекословно и полностью, — согласился австрийский посланник. — Скажу более того, вы разволновали меня настолько, что немедленно отправлюсь домой и составлю донесение своей императрице, в котором, не ссылаясь на вас, граф…

— И на увиденные вами грамоты, — поспешно добавил Бестужев.

— Именно, ни в коем случае не затрагивая государственных тайн переписки, сообщу императрице о неустойчивости равновесия, в котором мы пребываем сегодня.

— Пока прусскому орлу не выщиплют часть его черных перьев и не укоротят хищные лапы, никто во всей Европе не сможет спать спокойно.

— Можем ли мы по–прежнему надеяться на помощь России? — негромко спросил Претлак и внимательно посмотрел в разгоряченное беседой лицо российского канцлера.

— Разве мы не связаны обоюдным договором? — хитро усмехнувшись, ответил тот.

— Понимаю, граф, но договор — договором, а действия есть действия. Придет ли русская армия на помощь моей империи в случае военных действий со стороны прусского короля? Прошу вас ответить определенно.

— Как вам сказать, — неожиданно отвел в сторону глаза Бестужев, — боюсь, что мы не совсем готовы к открытым проявлениям наших дружеских отношений. Слишком велики расходы.

— Сколько? — сухо спросил австрийский посланник и поднялся с кресла.

— О чем вы спрашиваете? — замялся Бестужев и также приподнялся, но глаз не поднял.

— Мне известно, насколько важно слово вашей светлости в решении государственных вопросов, известно мне и про ваши расходы, связанные с проведением собственной линии. Мы готовы возместить часть от израсходованных вами средств. Назовите цифру, граф.