Александр Дюма - Метр Адам из Калабрии

Там все еще помнили об исчезновении негоцианта, в убийстве которого признался Плачидо. А поскольку население Реджо в основном состоит из купцов и мореходов, значительная часть необходимых для разбирательства свидетелей находилась в то время в пути. И потому судебная коллегия вынуждена была ждать их возвращения. По мере того, как эти свидетели прибывали, их вызывали в суд и они давали свидетельские показания. Это обстоятельство в значительной степени затягивало расследование; в результате этого процесс продлился год. Как и во втором случае, Плачидо приговорили к смерти.

И Плачидо стал готовиться к концу, достойному христианина. Поэтому начиная со дня вынесения приговора и вплоть до дня казни он постоянно постился и молился. И священник, явившийся, чтобы приготовить его к смерти, удостоверился в абсолютной искренности его раскаяния. Служитель Церкви всю ночь провел с обреченным на казнь, распевая со своим подопечным литании в честь Святой Девы; утром же, невзирая на усталость, он не согласился на то, чтобы уступить место другому, ибо желал, чтобы честь обращения грешника принадлежала целиком и полностью ему одному.

Плачидо отправился в путь в сопровождении всего города; время от времени он просил остановить осла, чтобы обратиться к людям с нравоучительной речью. На каждой остановке толпа рыдала и люди били себя в грудь; наконец показалась виселица. Процессия сделала последнюю остановку, и приговоренный обратился к горожанам со столь трогательной речью, что вокруг слышались лишь всхлипывания и громкий плач. Внезапно он осекся, словно на него нахлынуло какое-то тяжкое, неожиданное воспоминание; все стали умолять его продолжать.

— Увы, братья мои! — воскликнул Плачидо Бранди. — Я всего лишь жалкий грешник, не заслуживающий вашего сострадания: если вы полагаете, что знаете обо всех моих преступлениях, то ошибаетесь: моя память мне только что подсказала, что всего лишь за неделю до моего ареста я предал жестокой смерти одного несчастного далматинского торговца, продававшего товары вразнос, — после «Аве Мария» он вышел из Боджано в надежде добраться до ночлега в Кастровиллари. Потому, как вы видите, я недостоин вашей жалости. Оставьте меня, и пусть меня покарает гнев небесный — я вполне того заслуживаю.

При этих словах Плачидо зарыдал так трогательно, что все присутствующие обратились к Небесам с просьбой смилостивиться и даровать приговоренному легкую смерть. Если бы казнь свершилась в этот момент, когда приговоренный находился в состоянии подобного раскаяния, спасение его души было бы обеспечено, но, к несчастью, в толпе оказался судебный следователь. Услышав новое признание осужденного, он отдал приказ страже не делать более ни шагу вперед и, напротив, вернуть Плачидо Бранди в тюрьму. Тот сопротивлялся как мог: он во что бы то ни стало хотел умереть. Чтобы отвести его назад в камеру, пришлось применить силу. Как только его туда доставили, у него тщательнейшим образом отобрали все предметы, при помощи которых он мог покончить с собой, так что жандармы были весьма довольны, обнаружив его живым и здоровым, когда глубокой ночью пришли за ним, чтобы перевести его из Реджо в Кастровиллари.

Как только Плачидо Бранди оказался там, стало ясно, что он говорил правду, так как, согласно его заявлению, труп был обнаружен именно в том месте, на какое он указал. Это обстоятельство, ставшее подтверждением искренности новых признаний обвиняемого, сократило ход разбирательства. Процесс продолжался всего лишь три месяца и двенадцать дней, и, как и в третий раз, Плачидо был приговорен к смерти.

К величайшему всеобщему изумлению, Плачидо на этот раз не выказывал такой самоотрешенности, как это было во время предыдущих процессов. Он был нетерпелив с тюремщиком и рассеян с исповедником. Наконец, когда настало время отправиться на виселицу и палач передал ему одеяние кающегося грешника, в котором ему надлежало принять смерть, Плачидо, воспользовавшись тем, что палач доверчиво развязал ему руки, подставил тому подножку и ринулся в полуоткрытую дверь. Однако двое жандармов, стоявших на посту в коридоре, преградили ему путь, скрестив карабины, и Плачидо Бранди вынужден был вернуться в камеру и позволить завершить его туалет смертника.

Настал миг отправляться. Плачидо был явно обеспокоен. Он взобрался на осла и сел, повернув голову к толпе — лицом к хвосту, а за ним шли толпой члены братства кающихся грешников, чье одеяние он надел. Они несли с собой гроб, в который им затем надлежало уложить казненного, и пели заупокойные молитвы; следует признать, что все это не услаждало приговоренному ни взора, ни слуха. Тем не менее все ждали, что Плачидо вот-вот прервет ход процессии, чтобы произнести очередную из своих великолепных речей, как он в качестве главного действующего лица это сделал во время последней церемонии; но надежды присутствующих не оправдались: Плачидо открыл рот только для того, чтобы пожаловаться на чересчур быстрый ход осла. Его словно подменили: ему больше не в чем было признаваться.

У эшафота исповедник оставил его, полностью передав в руки палача. Плачидо в последний раз поцеловал распятие и весьма храбро ступил на лестницу. Однако легко было заметить, что единственной его нравственной опорой стала сила воли: именно она заставляет решительных людей в тех случаях, когда им приходится умирать публично, принимать смерть достойно. Взобравшись на самую высокую ступеньку, он огляделся по сторонам, ибо у него еще теплился лучик надежды; однако, увидев с возвышения, сколько войск собрано по случаю этой казни, он понял, что его банда, из каких бы преданных людей она ни состояла, неспособна будет выдержать схватку с ними. И тут с ним случилось нечто странное: у него закружилась голова и стали подкашиваться ноги; небо почернело, а земля как бы разверзлась пламенем. Ему показалось, будто он повис над бездной, где его поджидают тысячи демонов с горящими глазами. Ему захотелось кричать, но звуки застревали в глотке, а в ушах звенело, точно голова превратилась в язык колокола. Он сделал последнее усилие и разорвал узы, стягивавшие ему руки, но руки эти не находили точки опоры и стали беспомощно болтаться в воздухе. И тогда он мысленно обратился к Богу, ожидая от него поддержки и помощи; но, пока мозг его собирался с мыслями, он лишился способности видеть и ощущать: палач деликатно воспользовался мгновением, когда приговоренный оглядывался по сторонам, и успел в это время накинуть ему петлю на шею. Так Плачидо Бранди был повешен.

Кающиеся грешники устремились на эшафот, чтобы завладеть трупом, принадлежавшим им с той минуты, как палач спустился с лестницы; однако, поскольку по случайности ни у одного из братьев не было ножа, одни из них приподняли тело за ноги, в то время как другие отвязали веревку, и, как только повешенный оказался в их власти, его по всем правилам положили в гроб, и кающиеся, взяв этот гроб на плечи, зашагали в направлении своей общины, а за ними следовали палач, двое его помощников и осел. Но не прошли они и ста шагов, как тем, кто нес гроб, показалось, будто оттуда раздается приглушенное сипение; однако никто не поделился своими впечатлениями, и они продолжили свой путь. Вдруг сипение сменилось хриплым кашлем, который затем стал до того громким, что шестеро носильщиков мигом остановились и замерли, словно кариатиды. И внезапно они одновременно, будто им был подан знак, выпустили гроб из рук. Выпавший оттуда труп стал судорожно подергиваться и делать гримасы, точно человек, проглотивший рыбью кость. Вне всякого сомнения, Плачидо Бранди сняли с виселицы вовремя.