Александр Дюма - Метр Адам из Калабрии

Метр Адам избрал для выхода такой ранний утренний час в расчете, что дочь по прибытии к тетке попадет к завтраку, ибо тщетно было бы ожидать его дома. Как и предполагалось, родственница приняла племянницу с превеликой радостью и с огромным удовольствием встретилась с мужем сестры. Ей даже захотелось, чтобы он у нее побыл еще денек с Джельсоминой; но старик вспомнил, что дома осталась несчастная Бабилана, одна, без припасов и без денег, на которые она могла бы их приобрести. Он даже не пожелал сесть за стол, оправдываясь тем, что будто бы обещал вернуть Валаама до полудня. Он, однако, попросил разрешения взять с собой предназначенную ему часть завтрака, чтобы, по его словам, поесть в пути, хотя на самом деле он собирался привезти эту еду жене. Распрощавшись с Джельсоминой, он пообещал приехать за ней при первой же возможности.

По возвращении метра Адама ожидало новое несчастье: хозяин дома, в котором он жил, требовавший от него в течение определенного времени погасить задолженность по трем просроченным платежам, оформил право забрать остатки имущества. Узнав это, метр Адам осознал, что настал предел его борьбе и ему придется сдаться; он вынул из кармана еду, привезенную жене, и заверил ее, что свою долю он уже съел; пока жена по случаю такого радостного события на мгновение оторвалась от четок (она всегда машинально перебирала их в те минуты, когда можно было отвлечься от забот по дому и вознести молитвы), он стал расхаживать взад-вперед в состоянии крайнего возбуждения, всегда предшествовавшего какому-нибудь его отчаянному решению. Наконец он остановился перед почтенной Бабиланой, скрестив руки, и по его виду можно было понять, что решение принято.

— Ну, так что? — спросила несчастная женщина, безотчетно испытывая страх.

— Жена, — ответил метр Адам, — настало время собрать все свое мужество.

— Собрать все свое мужество?! — повторила вслед за ним Бабилана наполовину утвердительно, наполовину вопрошающе.

— Без сомнения. Сегодня решили забрать мебель; завтра заберут меня.

— Заберут тебя! — пробормотала бедная женщина. — Но разве мы не можем уехать из этого проклятого места вместе с нашими детьми и зятем?

— Да, но меня не отпустят.

— Тебя не отпустят! Так что же тогда делать?

— Послушай, жена, остается единственный выход.

— Какой?

— Умереть.

— Умереть! — воскликнуло несчастное создание, выронив кусочек хлеба, который дрожащая рука уже поднесла ко рту.

— О, Господи, да, конечно, умереть! Только это единственное средство у меня осталось, чтобы обеспечить спокойную жизнь.

— Объясни-ка! — потребовала жена.

— Тогда послушай! — стал объяснять метр Адам. — Я улягусь в постель; ты отправишься к врачу, а тот ко мне не пойдет, поскольку знает, что взять с меня нечего, к тому же, то ли он меня спасет, то ли он меня угробит, ну а завтра утром я умру, потому что мне не оказали помощь; вот и все. Правда, не исключено, что потом врача, этого мошенника, побьют камнями, чему я буду только рад.

— Так, значит, ты умрешь не по-настоящему? — пробормотала добрая Бабилана, наконец начавшая понимать, что он задумал.

— Умру? Еще чего! Не такой уж я дурак, — отвечал метр Адам, — но как только меня сочтут мертвым, кредиторы, быть может, будут не так уж строги с тобой. Я же договорюсь обо всем с фра Бракалоне — он пообещал меня оберегать — и скроюсь в Риме, а ты приедешь туда ко мне.

— В Рим?

— Да, да, в Рим, в страну искусств. Там, возможно, оценят талант, а здесь к нему относятся с презрением; вдобавок я наконец-то увижу знаменитый «Страшный суд» Микеланджело, о котором так много говорят.

— А кто такой Микеланджело? — перебила его Бабилана.

— Славный парень: он тоже рисовал души чистилища; что ж, посмотрим, нельзя ли сделать что-нибудь подобное.

— Из этого, по-моему, не выйдет ничего хорошего, — возразила почтенная Бабилана и покачала головой, — ведь это значит искушать Господа!

— Какого дьявола тебе представляется, будто нам может быть хуже, чем уже есть? Отчаянные положения имеют то преимущество, что выход из них может быть только к лучшему. Иди-ка, жена, за врачом!

— Э! А если он пойдет?

— Если он пойдет, то, возможно, придется кое-что изменить и мне понадобится умереть по-настоящему. Но успокойся, он не пойдет — так что иди.

— Раз ты так хочешь, придется идти, — подчинилась жена, в течение двадцати пяти лет привыкшая безропотно повиноваться мужу.

И она отправилась за доктором.

Оставшись один, метр Адам устроился у осколка зеркала, перед которым он обычно брился, и начал раскрашивать лицо подобно актеру, играющему в «Семирамиде» роль призрака Нина. Поскольку мы уже в достаточной мере наслышаны относительно степени таланта героя нашего повествования, нет оснований опасаться того, что этот талант оказался не на высоте, когда художник работал над самим собой и в столь ответственную минуту. В итоге на лице старика отразились все симптомы последней стадии смертельного заболевания. Метр Адам следил за ходом этой работы, откровенно любуясь творением своих рук. Наконец, решив, что он загримирован как следует, художник зажег последнюю оставшуюся в доме свечу, установил свет, как это сделал бы Рембрандт, и улегся в одну из постелей.

Едва он успел завершить все эти приготовления, как вернулась Бабилана. Как и полагал метр Адам, врач не то что бы отказался пойти к больному, но, заявил, что у него есть более срочные визиты, и отложил посещение художника на более позднее время. Почтенная супруга только-только собралась довести ответ врача до сведения мужа, как вдруг заметила, что он лежит пластом на постели, освещенный мрачным, дрожащим пламенем последней свечи. Видимость агонии была настолько правдоподобной, что несчастная Бабилана, хотя и была заранее предупреждена, закричала от ужаса при виде столь бледного и искаженного лица. Метр Адам поспешил ее разуверить; но что бы он ни говорил, ее все равно продолжала сотрясать дрожь. Как раз в это время постучали в дверь.

Это был домовладелец, пришедший с понятыми. Он узнал о внезапном заболевании метра Адама и, опасаясь судебного процесса с наследниками, пожелал, если это окажется возможным, забрать мебель еще при жизни художника. Как мы уже говорили, операция эта особого труда не составляла. Побывав в первой комнате, где было уже пусто, понятые перешли во вторую и, не обращая внимания на мольбы умирающего, забрали сначала постель, стоявшую рядом с той, на которой он лежал. Затем, заметив, что метр Адам из утонченного сибаритства, совершенно неуместного у должника, выбрал самую удобную постель, чтобы на ней умереть, они аккуратно приподняли верхний матрас, на котором он лежал распростертый, ловко вытащили два нижних, и положили верхний сбоку. Все это время почтенная Бабилана плакала и молилась. Понятые продолжили обход и, наконец, ушли, оставив обе комнаты пустыми, а сундуки открытыми.