Томас Рид - Гаспар-гаучо. Затерявшаяся гора

Ручей на равнине почти мгновенно превратился в бешеный поток, разбивавший все преграды, уничтожавший все на пути своем и шумно стремившийся через луг. Канава в овраге превратилась в непрерывный пенистый водопад.

И при всем том не было ни малейшего ветерка. Это было большим счастьем для мексиканцев, так как, не устроившись еще вполне прочно на своем возвышении, они, наверное, сильно бы пострадали от ужасного тропического урагана.

Как мы уже сказали, койоты под усиленным конвоем отослали весь скот каравана в свои земли. Приближавшаяся гроза вынудила их оставить повозки. Зная способ пользования ими бледнолицыми, они хотели последовать их примеру на время непогоды, которая могла продлиться несколько дней. Но утрата добычи вследствие урагана их все-таки беспокоила. Это был самый верный их барыш, и если дождь повредит его, то все предприятие не окупит, пожалуй, издержек. К тому же у них были и особые причины спешить с отправкой составленного накануне конвоя.

Лишь только гроза разразилась над льяносами, краснокожие попрятались под просторные парусиновые верхи повозок; сбившись там насколько возможно теснее, прижимаясь друг к другу, они заполнили все пространство и все-таки не уместились все. Их было так много, что некоторые вынуждены были прятаться под скалами, возвышавшимися над равниной.

Что же касается рудокопов, то все они были хорошо защищены. Как людям, привыкшим ко всякого рода работам, им недолго было устроить себе удобные бивуаки. Первые капли дождя застали их в новых жилищах. Начата была также постройка сараев для хранения имущества и съестных припасов, не менее необходимых для выдерживания осады, чем запасы боевые.

Одна из двух палаток была освещена, и в ней собралось большое общество. Вилланева, его жена и дочь, Роберт и Генри Тресиллиан, Педро, мажордом, инженеры и их помощники вели оживленный разговор. О чем они говорили? Но о чем же могут говорить осажденные, как не о своем положении? Дон Эстеван излагал товарищам свои надежды. Он полагал, что смерть Гремучей Змеи принесла им большую пользу, хотя преемник Гремучей Змеи, Эль-Зопилот, то есть Черный Ястреб, был так же жесток и враждебен к белым, как и предшественник его (дон Эстеван, встречавшийся уже с ним в военных походах, мог утверждать это заведомо), но не имел такого авторитета у своих людей, как Гремучая Змея, так часто водивший их на битву или на грабеж.

После перенесенных волнений все нуждались в отдыхе, и разговор не был долгим.

Вскоре по окончании грозы мирный сон заставил всех позабыть печальную действительность.

Лишь часовые бодрствовали, как и в прошлую ночь, причем менее опытные из них были в первых сменах. Закутавшись в непромокаемые плащи, под проливным дождем, они мерно, широкими шагами ходили взад и вперед перед парапетом из камней. Каждая золотистая молния, как среди бела дня, вырисовывала перед ними лощину, ведущую к равнине, превратившуюся в водопад, и деревья на возвышенности, залитые водой.

У подошвы Затерявшейся горы краснокожие часовые были также на своих постах, подвергаясь, однако, большей опасности из-за грозы – обвалам. Стражи уже не так тесно окружали гору – трое или четверо из них были раздавлены.

Лишь к утру гроза начала стихать; громовые удары раздавались реже, дождь перестал.

Стражи уже не так тесно окружали гору

Хотя в такую погоду провести ночь на дворе и не особенно заманчиво, Генри Тресиллиан все-таки пошел в караул в тот же час, что и накануне. Его очередь еще не подошла, но в льяносах ему показалась какая-то черная точка, смутно напоминавшая лошадь, появлявшаяся и исчезавшая во время грозы. Не был ли то Крузейдер? Генри хотел это выяснить. Всю долгую бессонную ночь он не сводил подзорной трубы с того места, где, как показалось ему, он видел своего любимого коня. И лишь при последней молнии убедился, что не ошибся. Крузейдер не попался в плен и не пропал. Он сумел найти озеро и стоял близ него, не двигаясь с места, вне досягаемости индейских выстрелов.

Генри видел его лишь мельком, во время молний, но сквозь тишину и спокойствие, сменившие бурю, до него долетало несколько раз хорошо знакомое ржание, и, когда взошла заря, он увидел на противоположном от индейского стана берегу озера своего красавца Крузейдера, который, повернув голову к лощине, как бы приветствовал своего господина.

Генри Тресиллиан радостно вскрикнул, увидев при первых солнечных лучах своего верного коня, который всем своим видом, казалось, говорил: видишь, господин мой, я не забыл и не бросил тебя!

Для молодого англичанина было очень радостно видеть, что конь сумел отыскать в этой пустынной равнине следы его пребывания, и в случае снятия осады можно было надеяться отыскать, в свою очередь, и Крузейдера. Но к этой радости примешивалось некоторое беспокойство. Генри ежеминутно ожидал, что вот-вот появится отряд краснокожих всадников и погонится за Крузейдером.

Последний, по-видимому, разделял опасения своего господина, так как казался взволнованным и недоверчиво посматривал то на гору, то на повозки, к которым индейцы привязали своих мустангов, – тех самых, с которыми он не захотел иметь никакого дела. Как бы то ни было, но инстинкт предостерегал его от приближения к корралю.

Весь западный берег озера, заросший густым камышом и кустарником, скрывал Крузейдера от взоров краснокожих, пока те оставались в коррале; но лишь только они пойдут купать своих мустангов, то неминуемо увидят его. Что же будет тогда? Крузейдер, одержавший победу один раз, будет ли так же удачлив и в другой? Несмотря на быстроту его, не успеют ли враги опередить, окружить и поймать его в лассо?

Генри Тресиллиан был внезапно оторван от своих размышлений глухим шумом, доносившимся с другого конца бивуака, именно со стороны женской палатки. Слышны были мужские голоса, говорившие разом, и, кроме того, крики женщин и детей; все это свидетельствовало о каком-нибудь чрезвычайном событии.

Но что же случилось?

Первою мыслью Генри и часовых было, что индейцы сумели взобраться на гору с другой стороны. Только они одни могли произвести такой переполох. В криках слышался самый несомненный испуг.

Среди общего шума Генри расслышал даже голос Гертруды, звавшей его на помощь:

– Генри! Генри!..

Вместе с Педро он бросился на этот зов.

Еще не добравшись до лагеря, гамбусино увидел детей рудокопов, карабкавшихся как можно выше на деревья, и вскоре понял причину этого.

– Бурые медведи! – крикнул он Генри.

В глубине лужайки стояли два гигантских медведя; один из них поднялся на дыбы. Это действительно были бурые медведи, самые страшные из всех диких животных.