Андрей Турбин - Авантюристы

— Бред какой то, — пробормотал Нарышкин.

Из ковра показались, наконец, плечи, а вслед за ними на свет божий выпростался пожилой господин, в некогда приличном, но теперь сильно измятом и засаленном сюртуке. Он проворно взял протянутый Терентием стакан с вином, нервно дергая кадыком, опрокинул его в рот и блаженно улыбнулся.

— Эх, и погуляли вчера-с! — сказал он, утирая губы. — А я, ведь, спервоначалу думал, что прибьете вы меня! Не соблаговолите ли плеснуть еще?

— Ты откуда взялся? — хмуро спросил Нарышкин, садясь по-турецки и пытаясь протолкнуть кислое вино внутрь себя.

— Как же, помилуйте, то есть откуда-с! Вы, сударь, не далее как вчера пиджак с меня сорвать изволили, потом били смертным боем, гоняли по всей ярмарке, ну а опосля того мы с вами крепко взяли-с, в ресторации сидючи. А уж, так сказать, хе-хе-хе, по прошествии всех перипетий, вы меня изволили нанять!

— Нанять? — переспросил Сергей. — А… м… м… в каком качестве?

— В качестве консультанта.

Лысый господин улыбнулся. — Вы, сударь, такого звону вчера задали, что не мудрено и запамятовать. Вам, если я правильно уразумел, надобен специалист, дабы личность людей ваших, некоторым образом, исказить-с.

— Да? — кашляя вином, удивился Нарышкин.

— Перелили лишку, вот память и затмилась. Оно, хе-хе-хе, бывает-с. Но, доложу я вам, дельце вы завертели — будь здоров!

— Какое дельце? — Сергей выронил стакан.

— Ну, как же, помилуйте-с, кладоискание-с и все такое-с, погони, засады, прямо в духе романов господина Дюма!

Терентий покачал головой и укоризненно посмотрел на барина. Нарышкин хмуро глядел в пол.

— Разумеется, с моей стороны полный конфеданц, — продолжал разглагольствовать лысый. — Как говорится, могила-с! Провалиться мне на этом месте, ежели, хе-хе-хе, проговорюсь.

— А это мысль, — заметил Нарышкин. — Насчет могилы это ты, пожалуй, верно придумал… Как там тебя? Рюрик?

— Аскольд, — с некоторым дрожанием в голосе, поправил лысый.

— Так ты, стало быть, антрепренер…

— Точно так-с. Служил в императорских театрах. Но в данный момент нахожусь, как говорится, на вольных хлебах-с. Ангажементу нет, вот и приходится, знаете ли, всяким заниматься. Я ведь, хе-хе-хе, некоторым манером на многих специальностях настрыкался. Имею широкие амплуа. Случалось игрывать характерные персонажи-с: от героев-любовников до комических старух. Приходилось и пиесы писывать…

— Что-нибудь про Филатку и Мирошку? Или про царя, как бишь его… Навуходоносора? — иронически осведомился Сергей, вспомнив объявления Петербургских театров. Он подлил себе вина. Второй стакан, как это обычно и случалось, пошел гораздо легче.

— Имею готовую к постановке пиесу в народном духе «Фролка и Федул на ярманке», а также историческую драму в четырех актах «Отравленная туника, или Наказанные пороки». Лысый заметно приободрился и спросил еще вина.

— Смыслю также в цирюльном деле, — заявил он, — умею отворять крови и ставить пиявки…

Нарышкина слегка передернуло при последнем слове.

— Не помню… Ничего не помню.

Он внимательно оглядел лысого господина с ног до головы.

— А скажи-ка мне, господин антрепренер, тебе часом не приходилось бывать в городе Пенза? Не знаешь ли ты такого актера — Нехлюдова Алексея Петровича? Очень мне запомнилась одна его роль! Да и пьеса, в целом, тоже была недурна…

В Пензе Аскольд бывал и не раз, однако Нехлюдова не знал, хотя по собственным уверениям, в театральном мире знал всех.

Когда бутыль иссякла и возникла потребность в другой, Терентий отозвал Нарышкина в коридор.

— Что-то не нравится мне этот баклан, сударь! Нет у меня к ихней братии доверья! Один раз нас с вами уже облапошили. Вы только на рожу евойную гляньте! «Геройский любовник»… Это ж смех один! Муха елозящая, а никакой не любовник! Он вам навинтил про себя бог знает что, а вы по пьяной олаберности ему про дело наше и выложили!

— Но-но, ты, Терентий, не забывайся! Ступай-ка лучше, кликни Степана с Катериной.

При упоминании Катерины «Гроза морей» сделался красен и, чтобы скрыть смущение, приказал: — И вина еще принеси! Ишь ты, критику наводить вздумал, старый черт!

Сомнения на счет нового персонажа возникли, однако, не только у бывшего дворника м-м Завынкиной. Степан, едва завидев прогуливающегося в коридоре Нарышкина, округлил глаза, скроив при этом озабоченную донельзя физиономию.

— Что ж это делается, сударь, а? Мы этак не договаривались! Мы этак ничего с вами не сыщем, ежели кажный день у вас просыху нет, да еще по кабацкой лавочке кому ни попадя открываетесь!

Степан шипел, отчаянно жестикулируя, и поминутно оглядывался на приоткрытую дверь номера, который снимал Сергей.

— Откудова он взялся, лысый этот? Может, его специяльно подослали, чтоб нам с вами вред чинить! Кто он таков? Знаем мы его? И этого в долю брать будем? Так, сударь мой, никаких долей не напасешься!

— Уже наябедничал старый фискал? — Сергей оглянулся на Терентия, но тот снова принялся выметать мусор в коридор, делая вид, что не слышит гневной реплики барина.

— Успокойся, Степан Афанасьич, — Нарышкин исподлобья посмотрел на возникшую за спиной отца Катерину. — Людям иногда надо верить. Просто для разнообразия… А то, бывает, расскажет человек о своих чувствах другому человеку, расстегнется… да так, что стоит сам-дурак, вся душа наружу… а тот другой — хлоп ему за это и по мордасам! Верно, я говорю, Катерина Степановна?

— Всяко бывает, сударь… — опустив глаза, ответила Катерина.

— Вот именно, всяко! — сказал Сергей, подняв указательный перст и покачав им перед носом Степана. — Всяко, ибо, как… не помню, кто сказал… лучше быть слишком доверчивым, чем слишком скептиком… потому как недоверие обманывает нас гораздо чаще, чем доверие! Вот! А насчет того, кого брать в долю, а кого нет, это уж мне, Степа, решать. И хватит об этом!

Лысый, однако, не обманул. Он действительно кой-чего смыслил по части грима. Получаса не прошло, как он сбегал за своим увесистым баулом, в котором чего только не было. Среди рулонов со старыми афишами нашлось несколько костюмов и париков. Кроме того, баул был набит всевозможными баночками, склянками, пузырьками и прочим барахлом, предназначение которого было одному богу известно.

Нашлись ножницы, папильотки и даже ключ для выдирания зубов, который цирюльники называют «козья нога».

— Прошу не беспокоиться, все будет с акуратесом! — суетился антрепренер. — С кого начнем?

— Давай, Степан Афанасьич, — подтолкнул Нарышкин.

— В жида обряжаться не стану! — уперся Степан. — Я православный християнин…

— Ну отчего же обязательно в жида, — лысый извлек из баула пахнущую молью рясу. — Мы сделаем из вас сельского священника или монаха! Типаж вполне, хе-хе-хе, подобающий. Немного фиксатуару в волосы и будет акуратес!