Юдифь Готье - Завоевание рая

Это была зала с голыми стенами, почти пустая, в которой всегда поддерживался свежий воздух и полумрак. Посередине, на тростниковой кровати, без простыни и одеяла, лежал маркиз, укутанный только в черный шелковый халат. Он лежал на спине с блуждающим взором, с черными, откинутыми назад волосами, и можно бы подумать, что он был мертв, если бы не нервные подергивания и прерывистое дыхание.

Арслан подошел и безнадежно созерцал это еще прекрасное, но прозрачное лицо, с двумя черными кругами под глазами, которым лихорадка придавала ужасный блеск. Он стал на колени, взял и поцеловал руку умирающего, которая обожгла его, как раскаленный уголь. Между тем пунка сильно освежала воздух, и Марион беспрестанно мочила свежей водой лоб своего господина.

— Он не видит меня! — пробормотал воин. — Он не слышит меня!

При звуке этого голоса, Бюсси внезапно приподнялся и посмотрел на того, кто там стоял, потом откинулся в сторону молодой девушки.

— Господин не узнает Арслан-Хана?

— Да, — сказал он. — Знаю, он пришел убить меня.

— Какое наказание! — вскричал умара.

Но больной тотчас забылся и впал в неподвижное состояние.

— Где же доктор? — спросил Наик.

— Он пошел отдохнуть; он выбился из сил. Больной не переживет ночи, сказал он, и бесполезно беспокоить его лекарствами, которые он отказывается принимать.

— Все мы трое с радостью пожертвовали бы своей жизнью, чтобы спасти его! — вскричал Арслан, ломая руки. — И ничего-то не можем сделать.

Бюсси снова задремал. Его верные друзья смолкли и стояли неподвижно, уничтоженные ужасным ожиданием неизбежного несчастья.

Прошел час. Наступила темнота, предвестница ужасных, внезапных гроз, которые так часты в Индии. Море принялось реветь, небо разгорелось; дождь и гром потрясали домик, который, казалось, готов был разрушиться.

Присутствующие, поглощенные горем, мало беспокоились об этом. Проснувшийся доктор вошел в комнату больного и велел запереть окна и затворить дверь.

В середине грозы Бюсси приподнялся на кровати с искаженным лицом, со сжатыми на груди руками, как будто его давила какая-то тяжесть. Потом, глубоко вздохнув, он упал назад, без дыхания.

— Это конец, — сказал доктор.

В эту минуту в дом ворвался вихрь ветра, озарив комнату: дверь открылась и раздался голос:

— Всякий конец есть начало!

Арслан, как безумный, бросился на колени перед только что вошедшим, необыкновенным существом.

— Аллах услышал меня, — вскричал он, — и сотворил чудо!

Вновь прибывший был худ, как призрак. Глаза его блестели, как звезды под всклокоченными волосами. Он был наг, исключая куска красной материи, и весь промок от дождя.

— Факир! — пробормотал Наик, складывая руки, с лучом надежды в глазах.

— Да, это я; вы обнимете меня после, — сказал Сата-Нанда, сбросив наземь мешок из крокодиловой кожи, который был у него на спине.

Он поспешно раскрыл этот мешок и вытащил из него множество пузырьков и массу широких, шероховатых и волосатых, только что сорванных листьев. Потом он приблизился к больному, устремил на него долгий, пристальный взгляд и несколько раз провел пальцами по его лбу, глазам и груди.

— Это бог! — сказал Арслан. — Раз он пришел, он его спасет.

— Завтра было бы слишком поздно, — сказал факир.

Он сорвал шелковый халат, которым был окутан Бюсси, и, не обращая внимания на прозрачность и белизну его кожи, принялся сильно растирать его горстью листьев, которые принес с собой.

— Разве ты не знаешь, — сказал ему доктор, — что в этом растении заключается сильный яд?

— Если бы я этого не знал, я не воспользовался бы им. А впрочем, не все ли тебе равно, раз ты осудил твоего больного на смерть?

— Кто этот безумец? — спросил тихо доктор Наика.

— Это святой человек, который знает все тайны природы. Он был зарыт в землю в течение шести недель.

Царский доктор пожал плечами и бросил презрительный взгляд на факира, который извивался, как демон, не переставая растирать больного, все меняя листья.

— Смотрите, смотрите! — вскричал он после часовой работы. — Кожа краснеет и становится влажной.

— Вот это было бы чудесно! Мы безутешно испробовали все, чтобы вызвать испарину.

— Вы не сделали того, что было нужно; яду нужно противопоставить другой яд.

— В самом деле, влага смягчила кожу, — сказал доктор, вне себя от удивления, трогая руку больного.

— Ну, так, раз ты не считаешь меня больше сумасшедшим, потри в свою очередь, у меня нет больше сил. Полегче теперь и не так скоро.

Доктор повиновался и занял место Сата-Нанды, который дал ему горсть листьев.

Тогда факир спросил чашу и налил в нее содержимое одного из своих пузырьков, потом несколько капель из другого, отмеряя в высшей степени аккуратно.

— Это тоже яд, — сказал он.

— Но больной не в состоянии что-либо принять; он со вчерашнего дня отказывается от всякого питься.

— Это он выпьет.

Сата-Нанда подошел к маркизу и устремил на него пристальный взгляд.

— Выпей это, сын мой, так я хочу! — сказал он повелительным голосом.

Не открывая глаз, Бюсси сделал усилие, чтобы поднять голову.

Факир медленно влил ему всю чашу.

— Нy, о чем же ты задумался? — спросил он доктора, который немного боязливо смотрел на него.

— Разве ты волшебник?

— Может быть! А ты разве боишься волшебников? Иди, растирай, или, если ты устал, уступи место другому.

Доктор принялся тереть, между тем как Сата-Нанда слегка дул на лоб больного.

Последний вдруг открыл глаза и вскочил с раздраженным видом, крича:

— Что, вы хотите кожу что ли содрать с меня живого?

— Он чувствует боль, он спасен! — вскричал факир и принялся выкидывать самые невероятные штуки.

Бюсси смотрел на него с невыразимым изумлением, не выказывая между тем страха. Потом он снова опустился с усталым видом, но с гибкостью живого тела.

— Принесите мне все, что у вас есть шерстяного, — сказал факир, снова став серьезным.

Он тщательно укутал молодого человека и приказал ему спать.

— Отдыхай долго и хорошо! После этого я отвечаю за тебя.

Бюсси закрыл глаза и, пролежав столько дней растянувшись на спине, он впервые повернулся на бок, чтобы заснуть.

Хотя радость тех, которые только что готовы были придти в отчаяние, не выражалась ничем особенным, она не была от того менее сильной.

— Ну так, если вы довольны, дайте мне поесть, — сказал факир, садясь на пол и уткнув подбородок между колен. — Вот уже три дня, как я скачу без всякой пищи, кроме нескольких фиников, которые я сорвал на лету, проезжая под деревьями.

Наик побежал готовить обед. Доктор сел рядом с Сата-Нандой.

— Велик Аллах! — сказал он. — То, что я видел сейчас, привело меня в восторг. Продай мне твой секрет, я тебе дам какую угодно цену.