Карен Мейтленд - Проклятие виселицы

Стоя на коленях в ледяной воде, задыхаясь от боли, Раф слышал, как Мартин возвращает на место перекладину засова. Раф стоял на четвереньках в воде, пытаясь отдышаться. Внезапно он ощутил у бедра ноги Мартина, холодное острое лезвие кинжала укололо спину.

— Медленно вытащи и отдай свой нож, — приказал Мартин.

Раф неохотно подчинился. В молодые годы он мог бы разоружить человека одним махом, но чувствовал, что Мартин, несмотря на его тщедушность, умел защищаться получше остальных.

— А теперь садись на ту лавку. И если снова приблизишься к двери, я тебя убью.

Тон Мартина стал неожиданно холодным и твёрдым. В нём ощущалась спокойная решимость, и Раф нисколько не сомневался, что это не пустая угроза. Они сидели на лавках друг напротив друга до самого рассвета, слушая, как снаружи бушует шторм. Оба молчали. Голос снаружи наконец затих, только ветер глухо выл в пустоте, как будто всё живое в мире исчезло.

К рассвету буря утихла, и, несмотря на холод и мокрую одежду, Раф умудрился провалиться в какое-то подобие сна. Он проснулся от скрипа лестницы, по которой спускалась трактирщица. Комнату заливал бледный утренний свет. Ставни были открыты, Мартин вглядывался в Ряды через окно.

— Вода ушла, — сказал он, оборачиваясь к хозяйке таверны.

— Да, точно. Море и правда возвращается в берега, как только стихает ветер.

Она сняла балку засова и распахнула дверь. Даже не выглянув наружу, хозяйка взяла берёзовый веник и энергично размахивая, принялась выгонять в дверной проём воду с пола вперемешку с чёрной грязью.

— Значит, вы уходите, — это прозвучало скорее как утверждение, нежели вопрос.

Трактирщица напомнила Рафу мать. Каждое утро она никак не могла дождаться, когда мужчины уйдут из дома. Она относилась к мужчинам и детям так, будто их можно вытряхнуть на улицу вместе с пылью, вышвырнуть, если понадобится.

Скрюченной рукой Мартин протянул Рафу нож, рукоятью вперёд. Он не смущался и не приносил извинений, просто небрежно возвращал его, как случайно оброненную вещь.

Раф взял нож и тут же притянул француза к себе, ухватив рукой за локоть.

— Только попробуй ещё раз, — прорычал Раф, — и мой нож окажется меж твоих рёбер, а не в руке.

— Надеюсь, — твёрдо ответил Мартин, — больше мне это не понадобится.

Трактирщица демонстративно шуршала веником вокруг их ног, подталкивая к двери, а потом погнала прямо на них волну грязной воды, заставив поскорее выскочить наружу.

Маленький двор был разрушен. Хотя большая часть воды уже ушла по отлогим Рядам назад, в море, в каждом даже самом небольшом углублении ещё стояли лужи. Столы и скамьи разбились, снова превратившись в куски плавника, из которого были сколочены, и теперь кучей валялись у дальней стены, засыпанные мокрым песком. Ярко-зелёные водоросли плотно облепили перевёрнутые и поваленные бочки. Мёртвые рыбы на мокром песке пялились остекленевшими глазами, ещё живые отчаянно бились в солёных лужицах. Морская звезда подёргивала кончиком луча среди кусков смолы, обрывков верёвки, разбитых кувшинов и одинокого румяного яблока.

Внимание Рафа привлекло движение — крупный краб боком выскользнул из-под спутанного куска рыболовной сети и засеменил в укрытие, к куче деревянных обломков, сжимая в поднятой клешне что-то белое. Теперь, заметив краба, Раф увидел под старой сетью что-то ещё, большое и бледное. Он не мог разобрать, что это, и, больше из любопытства наклонился и попытался распутать сеть, которая так долго была в море, что вся покрылась слизью и раковинами морских уточек. Но сеть держала крепко. Раф потянул, и что-то выскользнуло из спутанного узла на мокрый песок. Это оказался рваный рукав, выбеленный морем, но не он заставил Рафа поспешно отпустить сеть. Из обрывка рукава торчали острые костяшки пальцев.

Раф не сразу понял, что смотрит на тело человека, или вернее, на его верхнюю половину. Кем бы ни был этот несчастный бедолага, он долго пробыл в море. Большая часть лица объедена, а то немногое, что осталось от рук и груди, изорвано в клочья, обнажая кости. Гроздь чёрных ракушек прилипла к одному из рёбер, а вокруг шеи запуталась пурпурная ламинария.

За спиной Рафа раздался вопль, он обернулся и увидел в дверном проеме хозяйку таверны, её берёзовый веник упал на землю, обеими ладонями она зажимала рот. Соседка, проходящая мимо по улице, услышала крик и бросилась к ней.

— Что такое? — спросила она, успокаивая, но потом ахнула, последовав за безумным взглядом трактирщицы.

Соседка несколько раз перекрестилась, обняла хозяйку таверны и попыталась увести внутрь, но поражённая женщина не сдвинулась с места.

— Это мой муж, мой Питер.

Соседка прижала ладонь к губам трактирщицы.

— Ну-ка замолчи, что это ты сама топишь мужа? Нет никаких вестей о несчастье с его кораблём. Вот увидишь, он скоро войдёт в эту дверь. И не успеет снять сапоги, как ты начнёшь его пилить.

Но трактирщица покачала головой.

— Я поняла, что его не стало, в тот день, когда баклан просидел на крыше нашего дома от зари до заката. Они всегда прилетают сказать, что корабль затонул. Он знал, что Питер погиб, знал и прилетел рассказать мне.

Соседка опять попыталась впихнуть её внутрь.

— Утром нашли ещё одно тело. Я его видела, и это не твой Питер. Море всегда возвращает мертвецов, когда придёт время. Но не твоего Питера, милая. Твой Питер жив.

Трактирщица опять покачала головой.

— Я знаю, это он ко мне вернулся. Я слышала ночью, во время шторма, он умолял впустить в дом. Говорил, что замёрз, так замёрз. Вы ведь тоже слышали, господин, слышали, как мой мёртвый муж стучал в дверь?

Она подняла голову и взглянула на Рафа, её блёклые глаза не видели его, в них плескались бесконечные морские волны.

Если на одной ветке появятся и плоды, и цветы, это предвестник смерти. Ибо кельты считают, что райские холмы покрыты яблонями, несущими одновременно и плоды, и цветы.

При сборе яблок нужно оставить немного на дереве для фей и лесного народца.

На Богоявление вся деревня должна собраться в сумерках с железными котелками и инструментами, выбрать яблоню и встать перед ней. И все должны выпить сидра за ее здоровье и полить сидром корни и ветви. Нижние ветки окунают в сидр, и мужчины должны трижды поклониться и встать пошатываясь, как будто взвалили на плечи тяжелый мешок с яблоками. Потом все жители деревни должны стучать железными инструментами как можно громче, чтобы пробудить дух дерева, а он вдохнет в дерево жизнь и принесет хороший урожай.

Яблоки исцеляют меланхолию, а если съесть яблоко в полночь в канун Дня всех святых, это на весь год защитит от простуды. Во время Самайна все неженатые и незамужние смертные, стоящие вокруг костра, крутят яблоко на веревке.