Артур Ландсбергер - Опаловый перстень. Авантюра доктора Хирна

Этот протеже баронета шел по галерее с подносом, а навстречу ему бежал негритенок лет двенадцати. Столкновение было неизбежным. Коробочка рисовой пудры, стоявшая на подносе Сэма, опрокинулась прямо на голову негритенка. Сэм покатился со смеху, глядя, как легко превратить черного мальчишку в белого. Несколько пылинок пудры упало на изящный синий костюм Гарри.

— Гляди, что делаешь, болван! — крикнул молодой хлыщ, отряхиваясь.

Сэм, ничего не отвечая, продолжал содрогаться от смеха и указывать на негритенка, который строил уморительные рожицы своим новым белым лицом.

— Мерзавец, — сказал Гарри, — ты смеешься, когда я делаю тебе замечание!

Огромный негр, несмотря на все усилия, никак не мог сдержать смех. Гарри вышел из себя и ударил его хлыстом по лицу.

— Смейся теперь, — сказал он.

Удар был таким сильным, что из щеки несчастного брызнула кровь. Негр поставил поднос на пол, вытер лицо платком, потом опять взял поднос, поклонился джентльменам и ушел, не говоря ни слова. Весь инцидент длился не больше минуты. В течение всей сцены сэр Уилки стоял неподвижно и молча наблюдал за происходящим. Только рука, державшая сигару, слегка подрагивала от негодования.

— Вы немного погорячились, — сказал он Гарри, когда негры ушли.

— Нисколько.

— А я вам говорю, что погорячились.

— Да если этих черномазых не учить, — сказал Гарри, все же несколько сконфуженный своим грубым поступком, — так с ними беды не оберешься.

— Очень жаль, что не могу согласиться с вами.

— Не собирается ли сэр Уилки Робертсон учить меня? — надменно сказал Гарри.

— Сэр Уилки Робертсон слишком мало сведущ, чтобы учить кого-либо, — ответил баронет, — но он вынужден заметить, что в данном случае мистер Гарри Палмер злоупотребил своим положением относительно этого несчастного негра.

— Я этого не нахожу.

— Позвольте убедить вас примером. Пример ведь наглядно демонстрирует то, о чем можно говорить часами. Вы сейчас убедитесь. Смотрите, что будет, если я, сэр Уилки, свободно поднимающий стофунтовую гирю вытянутой рукой, возьму вас вот так, за шиворот, и подниму над перилами.

Сэр Уилки сделал, о чем говорил, и через секунду бедный Гарри уже висел над водой.

— Если я буду держать вас вот так над водой, если можно сказать, между жизнью и смертью, — продолжал сэр Уилки, — что вы подумаете обо мне?

— Что вы бессовестно пользуетесь своей физической силой и поступаете как подлец, как шалопай, — сказал Гарри, дрожа от гнева и страха.

— Хорошо сказано, мистер Гарри! — вскрикнул баронет. — Отлично право! Так признайте же, что, ударив несчастного негра, вы злоупотребили своим положением и поступили как подлец, как шалопай.

Гарри ничего не ответил.

— Признавайтесь! — повторил уже с угрозой в голосе сэр Уилки.

— А что вы сделаете, если я не признаюсь? — спросил молодой человек.

— Что сделаю? — удивленно спросил баронет и начал изо всех сил трясти бедного Гарри.

Тот инстинктивно закрыл глаза. Но баронет сдержался и очень спокойно продолжил:

— Я сделаю очень простую вещь: разожму руку… и вы упадете в реку.

Дрожь пробежала по телу Гарри.

— А как вы объясните… мое исчезновение? — цепляясь за последнюю соломинку, спросил испуганный хлыщ.

— Очень просто: вы неосторожно наклонились над перилами и потеряли равновесие… Ну, признавайтесь же!

Гарри молчал.

— Признавайтесь! — повторил Уилки и опустил руку так, что ноги молодого человека почти касались рокочущих черных волн.

— Я поступил как шалопай, — сказал наконец Гарри.

— Недурно, но это еще не все, договаривайте.

Гарри опять замолчал и в следующую минуту почувствовал, как баронет начинает разжимать руку.

— Я поступил как подлец, — поспешно прибавил он.

— Давно бы так! — сказал довольный Уилки и вернул молодого человека на палубу корабля.

Гарри трясся, как пудель после купания.

— Это… это славная шутка, — сказал он, пытаясь за смехом скрыть свой страх, — я ее не забуду.

— Надеюсь, — сказал Уилки, повернулся к нему спиной и ушел в зал.

Гарри остался в одиночестве, взбешенный из-за своего поражения и унижения.

Далее до Сен-Луи шли без приключений. Макдауэл был абсолютно всем доволен. Он сделал Уилки поверенным в своих фантазиях. Баронет, видя в фантазиях плантатора лишь невинное развлечение, с радостью поддержал любимую тему миллионера, заверяя того, что молодой человек, конечно, какой-нибудь знатный вельможа, потомок одной из первых французских фамилий, и что он, сэр Уилки, понимает теперь, отчего, кроме привязанности к Шарлю, чувствует и невольное почтение. Макдауэл ликовал. Жена же плантатора, прекрасно понимая, что всегда успеет сказать свое слово, тоже позволила Макдауэлу развлекаться.

— Не торопись, — сказала она, — и ничем не пренебрегай, если уверен в успехе. Уж я-то, конечно, не собираюсь мешать твоей дочери сделать такую блестящую партию.

Гарри же все это время думал о страшном кровавом мщении английскому джентльмену за его жестокий урок. А вот Шарль и Нэнси ни о чем и ни о ком не думали: они были просто счастливы! У обоих было только одно желание — чтобы путешествие продолжалось как можно дольше.

В Сен-Луи вся компания пересела на другой пароход, который шел вверх по Миссури до Омаги. Когда наши путешественники приехали в Омагу, город был в сильном волнении. Несколько недель назад на почтовый дилижанс, курсирующий между Омагой и Юльсбургом, напали индейцы и перебили всех пассажиров и сопровождавших дилижанс солдат. Всего погибло двадцать пять человек. Только одному человеку удалось спастись от кровожадных краснокожих и вернуться в Омагу. Как это было — об этом он скоро расскажет нам сам.

Сейчас же жителей Омаги волновало не это печальное происшествие — американцы Фар-Вэста привыкли к подобным вещам, да и времени уже прошло достаточно, — нет, их волновало зрелище, которое им предстояло увидеть в этот вечер в театре. Сегодня единственный пассажир, успевший вырваться живым от индейцев, вздумал выйти на сцену и рассказать публике о своем приключении.

Разумеется, Макдауэл и его семейство не могли пропустить такого шоу. Отъезд был отложен на следующий день. Когда они садились на свои места, театр уже был полон, поднимали занавес. На сцену почти сейчас же вышел маленький, толстенький человечек лет тридцати, в наружности которого не было ничего примечательного, кроме копны волос какого-то немыслимого цвета: они напоминали шкуру бизона. Джентльмена встретили аплодисментами. Он раскланялся и довольно искусно рассказал длинную историю, которую мы передадим в более сжатом виде.

— Мы еще находились на станции, — начал оратор, — когда кондуктор крикнул обычное: «Садитесь, господа!» Мы весело уселись. Наступила ночь. Карета была полной: девять человек сидели на трех внутренних скамейках, а весь империал [2] Империал — верхняя часть конки, омнибуса и т. п. с местами для пассажиров. был занят конвоировавшими дилижанс солдатами. Я сидел на козлах с кучером. После вкусного, плотного обеда меня клонило ко сну, и я задремал, убаюканный покачиванием дилижанса. Шестерка славных лошадей мчала нас галопом. Неожиданно меня разбудил выстрел. «Что такое?» — спросил я. «Боюсь, не краснокожие ли», — ответил извозчик и сильно хлестнул по лошадям. Славные животные, точно почуяв грозящую опасность, понеслись во весь опор. А стрелы индейцев уже начали впиваться в кузов кареты. «Нас преследуют! — крикнул один солдат. — Я слышу сзади топот!»