Энн Перри - Блеск шелка

– Этот дом уродлив, – все же продолжал гнуть свою линию Паломбара. Его голос звучал жестко. – Посмотри вон на тот, что расположен севернее. У него изящные пропорции, да и места там будет достаточно. Кроме того, из его окон мы сможем смотреть на Золотой Рог.

– С какой целью? – удивленно спросил Виченце.

– Мы приехали сюда, чтобы учиться, а не обучать, – сказал Паломбара с таким видом, словно пытался вразумить какого-то недоумка. – Нужно, чтобы людям приятно было с нами разговаривать, – тогда они ослабят бдительность. Мы должны как следует их изучить.

– Знай своего врага, – произнес Виченце с легкой улыбкой.

Казалось, что он остался доволен ответом собеседника и в конце концов согласился с тем, что им стоит выбрать более скромный дом.

– Это наши братья во Христе! – воскликнул Паломбара. – Временно отколовшиеся, – сухо добавил он с иронией, которую его партнер, скорее всего, не оценил.

Паломбара отправился изучать город. Он нашел его восхитительным, несмотря на то что погода стояла почти зимняя, время от времени срывался дождь, с моря дул сильный ветер. Было не очень холодно, и легат с удовольствием прошелся пешком. Его епископское облачение не привлекало внимания – по здешним улицам каждый день проходили представители разных национальностей и вероисповеданий.

После долгого дня, проведенного в утомительном хождении и старательном наблюдении, Паломбара порядком устал и натер мозоли на ногах, но сумел изучить общий план города.

На следующий день он не мог двигаться – к большой радости Виченце, который, не скрывая злорадства, отпускал в адрес напарника ехидные замечания. Однако уже через день, не обращая внимания на мозоли, Паломбара вновь отправился осматривать близлежащие окрестности. Погода была прекрасная, ярко светило солнце, дул легкий ветерок. Узкие старые улицы были многолюдными и походили на привычные ему римские.

Он купил лепешку у уличного торговца и, пока ел, наблюдал за двумя стариками, играющими в шахматы. Стол, на котором была разложена доска, был очень мал. Резные деревянные фигуры истерлись от долгого использования и потемнели от прикосновений потных ладоней многочисленных игроков.

У одного из стариков было худое лицо, белая борода и черные глаза, полускрытые за морщинистыми веками. У другого тоже была борода, но он был почти лысым. Старики были поглощены игрой и не обращали внимания на то, что происходило вокруг. Мимо проходили люди. На другой стороне улицы громко кричали дети. Телеги, в которые были запряжены ослы, громыхали по булыжникам. Торговец спросил у стариков, не хотят ли они чего-нибудь купить, но те его не услышали.

Внимательно рассматривая их лица, Паломбара пришел к выводу, что старики испытывали от этой сложной игры истинное наслаждение. Ему пришлось простоять целый час, ожидая ее окончания. Худой старик выиграл и заказал лучшее вино, свежий хлеб, козий сыр и сушеные фрукты, и приятели выпили и съели все это с таким же удовольствием, с каким играли.

На следующий день Паломбара пришел туда пораньше, чтобы понаблюдать за игрой с самого начала. В этот раз выиграл другой старик, но празднование в точности повторилось.

Неожиданно Паломбара понял, что его привела сюда самонадеянность. Ему хотелось объяснить этим старикам, во что им следует верить. Легат встал и вышел на солнце. Он был слишком встревожен и не мог мыслить ясно; в голове роем проносились мысли.

Однажды в начале января, после того как Паломбара долгое время работал вместе с Виченце, готовясь к приближавшемуся подписанию унии, он сбежал в таверну.

Легат намеренно сел рядом со столом, за которым двое мужчин среднего возраста вели яростный спор на излюбленную для Византии тему – о религии. Один из них, заметив, что Паломбара прислушивается к их дебатам, обратился к нему, попросив высказать свое мнение.

– Да, – подхватил его собеседник, – а вы как считаете?

Паломбара на несколько мгновений задумался, прежде чем процитировать святого Фому Аквинского, блестящего теолога, умершего по дороге в Лион.

– А! – быстро отозвался первый. – Ангельский доктор! Очень хорошо. Вы согласны с тем, что он поступил правильно, не закончив свой самый великий труд – «Сумма теологии»?

Паломбару застали врасплох. Он замялся.

– Хорошо! – воскликнул незнакомец, ослепительно улыбаясь. – Вы не знаете. С признания этого начинается мудрость. Разве Фома Аквинский не сказал, что все, что он написал, – лишь толика того, что он понял и узрел в своих видениях?

– Альбертус Магнус [4], который прекрасно знал Фому Аквинского, как-то сказал, что его труды покорят весь мир, – произнес его друг.

Он развернулся к Паломбаре:

– Фома Аквинский был итальянцем, да упокоит Господь его душу. Вы его знали?

Паломбара вспомнил единственную встречу с ним. Крупный, дородный человек со смуглой кожей, невероятно вежливый. Его невозможно было не полюбить.

– Да, – ответил легат и подробно описал эту встречу и все, что сказал тогда Фома.

Случайные собеседники вцепились в его рассказ, как будто нашли сокровище, и стали подвергать сомнению идеи, излагаемые Паломбарой, получая при этом истинное наслаждение. Затем старики переключились на Франциска Ассизского и его отказ от духовного сана. Правильно ли он поступил и что стало тому причиной, высокомерие или скромность?

Паломбара пришел в восторг. Они непринужденно беседовали, их разговор напоминал ветер, дующий с моря, – легкомысленный, беспутный, опасный, врывающийся с бескрайнего горизонта. Легат пребывал в отличном настроении, пока случайно не увидел Виченце и не осознал, как далеко отошел от традиционной доктрины.

Подслушав часть их беседы, Виченце прервал ее и сухим вежливым тоном сказал, что у него есть срочная новость, поэтому Паломбару ждут дела, не терпящие отлагательств. Поскольку это было всего лишь случайное знакомство, легату не пришлось искать предлог, чтобы закончить разговор. Паломбара нехотя извинился и вышел вместе с Виченце на улицу. Он был сердит и разочарован, а также удивлен собственным недовольством.

– Что за новость? – холодно спросил Паломбара.

Его возмутило не только то, что Виченце прервал их беседу, но и то, как бесцеремонно он это сделал. Его раздражали плотно сжатые губы напарника, казалось, излучавшего молчаливое неодобрение.

– Нас вызывают к императору, – ответил Виченце. – Я договаривался об этой аудиенции, пока ты философствовал с атеистами. Постарайся запомнить: ты служишь папе!

– Мне бы хотелось думать, что я служу Богу, – спокойно сказал Паломбара.

– Мне бы хотелось думать, что это действительно так, – парировал Виченце. – Но у меня есть некоторые сомнения.