Дирк Гузманн - Ледовые пираты

— Вот это, — она указала на сундучок, который Альрик только что закрыл, — и есть прах святого Марка. Люди становятся перед ним на колени уже несколько столетий. Ты хочешь сказать, что они все были разочарованы?

Альрик зажал сундучок под мышкой.

— Мы возьмем пепел с собой к венетам и позаботимся о том, чтобы он занял достойное место в их гавани. — Он повернулся к Кахине. — Я обещаю тебе это! Клянусь жизнью моих сыновей!

Глухой звук большущего барабана, казалось, раздался у Альрика просто в желудке — и громом наполнил воздух. Тут же, не давая вернуться тишине в эти стены, следующий удар продлил звучание первого. Пещера, казалось, задрожала.

— Это ритм пробуждения Христа, — объяснила Кахина. — Могучие удары его сильного сердца. Христос пробуждается от барабанной дроби, чтобы благословить новую жизнь, зарождающуюся в единении двух людей. Так мы начинаем наши свадьбы.

Когда королева амазигов объяснила ледовым пиратам, что ей придется еще на один день остаться со своим народом, чтобы освятить брак, Бонус заголосил, что вернется в Александрию без нее верхом на верблюде, и даже Ингвар поддержал своего противника. Тогда прозвучал жесткий приказ Альрика всей своей команде: помочь жителям пещеры в подготовке праздника!

Хотя это привело лишь к тому, что Магнус и Ингвар обыскали бочки и котлы в поисках съестного, а Яа научил одного амазига дотрагиваться до кончика носа языком, но, по крайней мере, ссор и споров не наблюдалось.

Альрик был уверен, что участие в празднике должно показаться его людям наградой. А Бонус пусть думает, что хочет: свадьба не задержит ледовых пиратов надолго, но подарит им редкую радость. Возможно, они хоть чем-то смогут отблагодарить жителей пещеры за гостеприимство.

Тон ударов в барабаны повысился, они стали раздаваться все чаще и чаще. Одна женщина стала что-то напевать, другие подхватили, и вскоре вся пещера зазвучала так, как звучит морская раковина, если прижать ее к уху.

Кахину Альрик обнаружил в нише, разрисованной красным: она вместе с другой женщиной сидела на шелковых подушках. Обе, склонившись над деревянной шкатулкой, украшенной тонкой резьбой, тщательно размешивали в ней какую-то черную массу.

Когда Альрик подошел поближе, королева приветствовала его улыбкой.

— Вы первые чужестранцы, побывавшие в нашем убежище за много-много лет. И это большой знак, не иначе как перст Божий, — что вы можете к тому же присутствовать на свадьбе.

— Знак чего? — на всякий случай поинтересовался Альрик.

Кахина кивнула женщине, с которой сидела рядом, та взяла с собой какую-то миску и исчезла, а королева предложила Альрику освободившуюся подушку.

В воздухе повис запах чего-то острого, отдаленно напомиющий запах свежескошенного сена, когда на него после жаркого дня выпадет легкий дождь.

— Что это ты размешиваешь? — спросил Альрик, опускаясь рядом с ней.

— Это каруна, — объяснила Кахина. — Краска, которой мы украшаем невесту.

— Разве невесту разрисовывают? — удивленно спросил Альрик.

— Мы называем это «знаком геккона», — объяснила Кахина. — Геккон — такая маленькая ящерица. Мы кормим ее корой дерева циннамонум, она вкусная. У греков циннамонум называют «корица».

Тут Альрик вспомнил о льде, который в Равенне смешивали с саххарумом. «А ведь это идея!» — подумал он.

— Через несколько недель, — продолжала Кахина, — кожа геккона окрашивается в красный цвет, и тогда мы убиваем его и размалываем его кожу в пасту, которую наносим на кожу невесты. Эта краска не смывается.

Альрик невольно поискал на лице Кахины и на ее руках следы каруны.

— В таком случае среди вас, видимо, не так уж много замужних женщин, — проронил он.

Кахина рассмеялась.

— Когда невеста соединяется со своим мужем, знак геккона исчезает сам собой. — Она провела пальцами по воздуху.

— Никогда раньше не слышал о таком волшебстве, — признался Альрик.

— Но ты ведь никогда раньше и не бывал у амазигов, не так ли?

И снова раздался звук барабана. Альрик наблюдал, как барабанщик одной палочкой бил по натянутой коже своего инструмента, а свободной рукой шлепал по нему, производя таким образом разные звуки. На корабле-триреме этот человек мог бы творить настоящие чудеса.

— Откуда ты сам, Альрик? Никогда раньше в стране фараонов я не видела людей, похожих на тебя.

— Фараонов? — повторил Альрик. Но молчание Кахины напомнило ему о том, что она ждет ответа, а не вопроса.

— Последнее место нашего постоянного пребывания — Константинополь, — сказал он. И, чтобы заполнить повисшее молчание, добавил: — Это столица византийцев. Так они сами ее называют — Константинополь. А мы называем этот город Миклагард, по имени их императора Михаила.

— Когда я была еще молодой, — сказала Кахина, — Михаил и византийцы однажды посетили Египет. Я сама видела императора, когда он причалил в бухте Александрии, где его принимал халиф. Это было много лет назад. — Указательным и большим пальцами она провела по пряди своих черных волос и с любопытством посмотрела на Альрика.

— Но ты не похож на византийца.

— Я родом с Севера, — сказал Альрик. На этот раз он выдержал полный ожидания взгляд и оставил воспоминания о Снорхейме и Суртуре Черном в могиле своей души. Однако там открылась другая дверь, из которой посыпались воспоминания еще более явные, чем приходили ему во снах. Неужели это было вызвано запахом той же каруны? Или королева пустыни околдовала его?

«Как я попал сюда?» — вдруг задал себе вопрос Альрик. Богини судьбы, норны, свили нить его жизни длиной от сурового Северного моря до пустыни Египта.

Альрик вспомнил о ледяных ночах на «Висундуре», когда они все вместе сбежали из Снорхейма. Его команда осталась с ним и сопровождала его в зимнем море. Эти ночи на палубе корабля чуть не отняли жизнь у его сыновей. Катла согревала их.

Однако море, омывавшее берега его родины, было недостаточно большим для двоих: Альрика и Суртура. Это понимали все. В ближайшее время ярл мог выследить беглецов. Поэтому в конце концов «Висундур» отправился вглубь страны, на юго-восток, по большим рекам. Там их ожидали степи, изобилующие кожей, мехами, лошадьми и вражьими племенами.

Месяцами Альрик и его люди пробивались от одной большой реки к другой — с помощью меча, мехов и золота. Иногда — лишь с помощью слов, но этим искусством владела только Катла. Она быстро изучила язык далеких стран и научилась мастерски играть на флейте чувств торговцев.

Однажды вечером появился широкоскулый всадник из степи, чтобы поторговаться с людьми с Севера. Как всегда, эту задачу взяла на себя Катла. Но всадник не пожелал, чтобы женщина диктовала ему цену за его товар. Когда он понял, что ни слова, ни жесты не произвели впечатления на Катлу, у него в руке вдруг блеснул клинок. Альрик даже не понял сразу, откуда на кинжале кровь. Но тут Катла упала в реку, а ее убийца повернулся к Альрику, подняв вверх свою пятерню, чтобы подчеркнуть, что он хочет больше за свои шкуры.