Трофим Борисов - Портартурцы

Сумерки сгущались. На востоке небо потемнело. Пробежал ветер. На кораблях вспыхивали огни. За гору Самсон зацепилось огромное облако, свисая белыми клочьями в ущелье. Квантунские горы окутывались в темно-желтую дымку. Шум в городе затихал.

Тихон не узнал гостиной. Она была украшена бумажными фонариками и легкими японскими ширмами. Посредине комнаты на ковре стоял столик на низких ножках. Лыков лег на подушки. Саша-сан встретила Подковина низким поклоном:

— Садитесь. Мы будем кушать по-японски.

— Сейчас выпьем как следует. Не отказывайся. Рябиновка бодрит только, с нее не опьянеешь, — сказал Лыков.

В комнатах было тихо. Подковин с удовольствием ел длинную лапшу, круглую, вроде макарон, называемую по-японски «удон», и «скияки» — особенно вкусно приготовленное мясо курицы.

— У японских женщин — тонкое обращение. Ни капризов, ни требований. А какие чистюли!..

Тихон взглянул в глаза японке. Ее веки приподнялись только на мгновение.

— Откровенно говоря, я не предполагал, что в Японии есть такие красавицы.

Хозяин разразился громким смехом.

— Их там до черта и на любой вкус. Когда ко мне по этому «женскому вопросу» приходил японец-комиссионер, то я сказал ему: первое — стройная и высокая, второе — продолговатое лицо и маленький рот, третье — нос прямой и узкий, четвертое — чтобы не скуласта… Записав мои требования, японец процедил сквозь зубы: «корошо», а через десять дней на пороге своего дома я увидел прекрасную Сашу-сан. Как видишь, заказ был выполнен в точности. Здесь с приобретением хозяйки очень просто… Оставайся! Дело найдем. И ты по контракту обабишься.

— По контракту?

— Замечательный обычай. Подписали бумагу на год или на два — и живите. Мне Саша-сан очень дешево стоит: двести сорок рублей в год. А я за десяток тысяч иен не отдам ее. Правда, Саша?

Японка улыбнулась и слегка провела рукой по прическе.

— Готовит вкусно, говорит по-русски и по-английски. Она мне все бумаги с иностранцами оформляет, за переводчика служит. Играет на японских трынкалках. Деликатная душа!.. Перемены в моих настроениях она в один миг улавливает. Подожди, за кофе я тебе все разъясню.

Лыков лег на спину, вытянулся и сказал:

— Позови еще девушку. Пусть потанцует…

После ужина он начал пить ликер, подливая его то в чашечку японки, то в рюмку Тихона. Лыков улыбался и часто гладил по щеке свою содержанку.

— Экономика — большое дело! — подмигивая Тихону, говорил он. — У Японии сейчас всего-навсего один товар для экспорта — женщины. Мосуме [2] Мосуме — женщины. вывозятся в иностранные публичные дома.

— Дикость! — воскликнул Подковин.

В эту минуту вошла маленькая, красивая, с пухлыми щеками японка и, упав на колени посредине комнаты, низко поклонилась.

— Кон-бан-ва, моя весна, белый цветок вишни, — приветствовал ее Лыков. — Иди сюда, я загляну в твои глазки. Ты стройна и гибка, как молодая березка… Познакомься. Это — Тихон-сан, наш будущий солдат.

— Сордата? — удивились женщины.

— Да, солдат… Путь он знает, что воевать в Японии будет не скучно. Там много-много очаровательных мосуме.

— Зачем война?

— Ха-ха-ха-ха… Я напугал вас? Нет, это не солдат, а будущий министр юстиции. У нас на этот счет скоро…

Пока хозяин разглагольствовал, гостья про себя твердила: министр юстиции, министр юстиции…

— Садись к нему ближе, и он увидит, что у тебя самые изящные ножки и самые тонкие пальчики в мире.

Японка ползком приблизилась к ногам Тихона. Он с отвращением отвернулся.

Хозяин, словно ничего не замечая, продолжал:

— Моя Саша-сан — бережливый человек… Честно работает, а скопит тысячи полторы иен — бросит меня, уедет на родину и станет плодовитой матерью…

— Врешь. Не надо мне твои деньги. Я буду служить тебе и твоей жене всю жизнь. Ты злой!..

Из-под ресниц Саши-сан показались две крупные слезы.

— Какое искусство! Разыгрывает влюбленную!..

— Тихона-сан! — воскликнула японка. — Я люблю его, а он не верит. Мое сердце болит, болит… Когда делали контракт, то я думала — он старик. Меня заставили… Нас многое заставляют делать… Без него я убью себя.

Саша-сан зарыдала. Гостья, придвинувшись к ней, обняла ее. Подковин молча разглядывал японок.

— Как ты смотришь на мою домашнюю жизнь? — пытливо спросил его Лыков.

— Баловство, — процедил сквозь зубы Тихон. — Сплошное похмелье у вас. Ведь можно жениться и на русской девушке…

— В точку сказано!.. — Лыков тряхнул головой, — На Руси много невест. И в моем глазомере они есть. Например, Валя Инова.

Тихон вздрогнул, выпрямил ноги и подтянул под бок подушку.

— Прекрасный человек, редкая девушка, красавица.

— Вот и сватались бы, — почти со злобой сказал Подковин.

— Бесприданница! Отец — служащий. Сколько с нею? Какая-нибудь тысяча, много — две.

Подковин рассмеялся.

— А про человека-то опять забыли? Да ей цены нет!..

Хозяин приблизился к гостю, чтобы налить ему ликеру.

— Оставайся здесь. Мы наворочаем с тобой делов. А осенью женишься… У меня есть невеста. Дочь миллионера. Молодая, красивая, интересная, образованная. Такая же музыкантша, как и Валя. Ищет себе в мужья молодого чиновника, а не купеческого сына.

— Осенью мне на призыв, — уклончиво ответил Тихон.

— А-а-а… жаль, — протянул Лыков. Взор его потускнел, на лице отразилась усталость.

Во все время разговора мужчин Саша-сан зорко следила за Лыковым. Заметив резкую перемену в его настроении, она присела к нему и тихо спросила:

— Ты что? У тебя какое-то дело плохо прошло? Не удалась сделка?

— Да, милая Сашенька. Сорвалось. Нашел человека, вот, кажется, твой — и нет его, — сказал упавшим голосом Лыков. — Досадно… Давай, милочка, сыграй, а Вишня-сан станцует.

Тихон недоумевающе смотрел на японку и Лыкова. Саша-сан приготовилась подняться, щеки ее были покрыты румянцем. Увлажненные глаза смотрели мягко, а в углах губ залегла добрая улыбка. Тихон потянулся к Саше-сан, а она стала около него во весь рост, поправляя кимоно.

«Нет, это редкая красавица», — подумал он, и, когда Саша-сан отошла от столика, он повернул голову к Вишне.

— Боже мой, как намалевана, — шепнул он себе под нос и едва удержался от брезгливой гримасы.

Саша-сан стала играть на японской гитаре. Дребезжащие, унылые звуки какого-то разорванного на мелкие куски мотива ударяли по сознанию Тихона, но не раздражали. Он силился уловить мелодию и не мог.

«Как дым ощутима, а неуловима», — подумал он.

Лыков подлил себе коньяку. Тихон пил ликер. Вишня- сан танцевала, медленно разводя руками и покачивая телом. В слабом освещении бумажных фонарей японка, одетая в длинное голубое, с крупными белыми цветами кимоно, казалась подвыпившему Тихону воздушной, случайной. Танец и музыка утомили его.