Юлиан Семенов - ГОРЕНИЕ. Книга 1 — 2

Граф А. П. Игнатьев (член Государственного Совета). Управляющий министерством внутренних дел господин Дурново говорил, что нельзя при нынешнем революционном движении производить какие бы то ни было выборы. Между тем со всех сторон говорят, что надо как можно скорее созвать Государственную думу. Чем же вызываются возлагаемые на думу розовые надежды? Революция стремится к борьбе с правительством всеми способами, особенно в повременной печати, которая стала совершенно разнузданной. Нас призывают к терпению, говорят, что лучше предугадать требования общества, чем покорно идти за ними. Но удовлетворить желания революционеров нет возможности. Теперь революция набросилась на армию. Надо всеми мерами охранить ее от враждебной пропаганды. В 1612 году князь Пожарский прежде всего восстановил власть и порядок, и только когда это было сделано, собрал Земский Собор, избравший дом Романовых на царство. А теперь с чем правительство встретит думу? С сознанием, что оно бессильно управлять государством? Это прямой шаг к учредительному собранию. Одним изданием законов нельзя успокоить Россию, надо для этого действовать силою. Но силы нет. Если войск мало, надо не жалеть на это ничего, кликнуть клич, создать рать, дружину из запасных, ополченцев. Иначе будет действовать народный самосуд. Справившись с крамолою, можно будет созвать Государственную думу, но идти навстречу думе с одним лишь бессилием — нельзя.

А. Г. Булыгин (член Государственного Совета, гофмейстер). — «Первый проект» представляет исполнение торжественно возвещенной высочайшей воли, а «второй проект» является дальнейшим шагом на пути уступок. Он изобличает не силу, а слабость власти. Консервативные элементы будут недовольны таким законом. Ни один землевладелец не пройдет в думу при такой системе выборов. Помимо этого мне кажется, что всеобщее избирательное право неосуществимо практически.

Граф С. Ю. Витте. — Крупное несчастье — война — потрясло Россию и еще потрясает ее. Следствием этого явилось общее недовольство существующим порядком вещей во всей массе населения, не только в народе, но и в чиновничестве, и высшей аристократии. Недовольство это направилось на правительство и на верховного нашего вождя. Все говорили: «Чем хуже, тем лучше». Это было общее мнение громадного большинства русского общества. Правительству, благодаря этому, приходилось воевать не с революцией, а с общественным мнением. И все наши усилия заключались в том, чтобы отделить революцию от общественного мнения. Правительство обязано бороться против революции, но не должно было воевать с теми, которые дорожат величием России и монархическим режимом. Теперь, благоразумные лица увидели, что только в вашей, государь, власти они могут обрести спасение. Ряды их с каждым днем увеличиваются, и правительство должно делать все для того, чтобы привлекать благоразумных людей на свою сторону. Меры, принятые Вашим Императорским Величеством, избавили Россию от громадного пролития крови, и я не нахожу, чтобы эти меры были уступками. Революция была бескровная, как нигде в мире, и в этой политике все спасение. Поэтому я считаю, что надо скорее собрать думу. Нельзя собрать ее по «положению 6 августа»; второй же из представленных проектов может привести к другим последствиям, равным образом нежелательным. Поэтому следует избрать средний путь.

Барон А. А. Будберг (член Государственного Совета, шталмейстер). — Всеобщая подача голосов — неизбежность; поэтому на нее следует решиться, но только не на прямые выборы, только не на прямые.

В. В. Верховский. — Надо сначала подавить революцию…

П. Н. Дурново. — При всеобщем избирательном праве палата будет не на стороне правительства. Не следует сейчас производить выборов… Пообещать можно, а проводить — нет…

Н. С. Таганцев. — По моему мнению, откладывать выборы на неопределенный срок — значило бы поставить крест на будущности России.

Его Императорское Величество. — Все обсуждено, все взвешено. Вопрос этот был мне совершенно непонятен и даже мало меня интересовал. Только после манифеста 17 октября я его изучил. Я находился в течение обоих заседаний в полном колебании. Но с сегодняшнего утра мне стало ясно, что для России лучше, безопаснее и вернее — проект первый. Проект второй — мне чутье подсказывает — принять нельзя. Идти слишком большими шагами не следует. Сегодня — всеобщее голосование, а затем недалеко и до демократической республики. Это было бы бессмысленно и преступно. Перейдем к вопросу об участии в выборах рабочих. Кто желает высказаться?

А. А. Бирилев (морской министр, вице-адмирал). — Я полагаю, что не следует выделять рабочих в особую группу. В их среде весьма сильно развито стадное начало; они составляют особую партию, предъявляющую весьма резкие требования. Но собственно рабочего вопроса, как на Западе, в России не существует, и нет надобности его создавать, предоставляя рабочим особое представительство в Государственную думу.

В. И. Тимирязев. — Нельзя закрывать глаза и говорить, что нет у нас рабочего вопроса. Напротив того, не подлежит сомнению, что социалистические идеи вполне ясны и доступны для рабочих. Поэтому когда мы достигнем созыва думы, то рабочие в ее составе будут социалистами — да, но революционерами — нет. Социалистические учения неотразимы и имеют приверженцев во всех парламентах. Поэтому нечего опасаться представителей рабочего класса в Государственной думе.

Граф С. Ю. Витте. — Следует ожидать, что новый избирательный закон не внесет успокоения не только в революционные кружки, но и в среду умеренных элементов. Результаты будут плохие, и в какой интенсивности они проявятся предвидеть, конечно, невозможно. О сроке созыва Государственной думы определенно сказать нельзя. Немедленно приступить нельзя, готовиться — надо. Это может спасти империю от дальнейших сотрясений.

Не спасло — революция шла лавиной.

Тюремные ворота распахнулись, на улицу высыпали заключенные. Демонстранты, собравшиеся возле тюрьмы, подняли их на руки, понесли по улице.

С трудом освободившись из крепких рук неизвестных друзей, Дзержинский протолкался в зал, где заседала городская партийная конференция. Он вошел, остановился у дверей: впервые в жизни видел он своих товарищей, которые собрались открыто, не таясь, всею силою собрались — с красными бантами на лацканах пиджаков, счастливые, до синей бледности гордые; в глазах счастье, боль за тех, кто не дожил, вера в то, что дальше будет лучше, добрее, чище.

Выступал Якуб Ганецкий.

— Первый этап революции прошел, и прошел успешно! — счастливо, тонко, высоко выкрикивал он в тишину громадного зала. — Мы понесли много жертв, чтобы настал этот час! Мы не имеем права почивать на лаврах: царь еще в Питере, здесь пока еще губернатор! Мы должны сказать себе ясно и твердо — впереди борьба!