Фернандо Гонсалес - Ничейная земля

Первой реакцией монахинь было недоуменное молчание, затем послышался глухой ропот, нарастающий, словно подземный гул перед землетрясением. Кто-то изумленно охнул, а большинству казалось, что они все ещё спят и видят кошмарный сон.

— Минуточку! — вмешался Райли, он встал и поднял руки, призывая к вниманию. — Я так понимаю, что вы все ещё сомневаетесь, но вопросы следует задавать нам, а не друг другу.

Одна из монахинь, почти такая же старая и безобразная, как сестра Каридад, с грозным видом встала и повернулась к настоятельнице.

— Значит, вы считаете, что мы должны уйти отсюда по приказу этого проклятого красного?

— Нет, сестра Грасиа, — категорически заявила та. — Потому что так говорю я.

— Но почему? Почему вы их слушаете? — кивнула монахиня в сторону интербригадовцев. — Они же враги! Неужели вы не понимаете?

— Сестра Грасиа, я все прекрасно понимаю. И делаю это ради общего блага, в том числе и вашего.

— Здесь был мой дом на протяжении двадцати лет, — не сдавалась та. — Это был наш общий дом, мать-настоятельница. Мы не можем просто так его бросить, потеряв все, что создали.

Тогда заговорил Райли:

— Я все понимаю, сестра. Понимаю, как это для вас тяжело... для вас всех. Но завтра утром прилетят республиканские самолеты и начнут бомбить город, и тогда уже никто не сможет уйти.

— Но это же монастырь! — все ещё не верила она. — С какой стати они собираются бомбить монастырь?

— Они будут бомбить все, — невесело пояснил Алекс. — Дома, церкви, монастыри. — В Бельчите нет безопасного места.

— Здесь прочные стены, — заметила другая монахиня, которую представили как сестру Лусию. — А кроме того, мы можем укрыться в подвале и переждать, пока все кончится. У нас достаточно воды и пищи.

Райли покачал головой.

— Стены вас не спасут. Даже если само здание и выстоит после бомбежки, в чем я сомневаюсь, потом сюда двинутся танки, и двадцать пять тысяч республиканских солдат пойдут на штурм города, и тогда, — он смущенно почесал затылок, — может случиться что угодно.

— Что вы имеете в виду? — спросила одна из послушниц, от силы лет восемнадцати, сидевшая в первом ряду.

Лейтенант бросил на мать-настоятельницу умоляющий взгляд, надеясь, что та придёт ему на помощь, но она, видимо, была рада переложить на Райли тяжкую обязанность объяснить все самому.

— Видите ли, они... — замялся он, подыскивая слова. — Среди них есть очень плохие люди, у которых в руках оказались винтовки, а вы... вы все слишком...

— Слишком — что?

— Слишком молоды и красивы. И они... — Алекс окинул взглядом все эти невинные лица и не смог договорить.

Сестра Каридад нетерпеливо шагнула вперед и громким ясным голосом произнесла:

— Если красные сюда ворвутся, нас всех убьют... Или ещё хуже...

Суровая речь сестры Каридад развеяла последние сомнения послушниц и остальных монахинь, и те со вздохами сожаления отправились в свои кельи, чтобы собрать те немногие вещи, которые могли взять с собой.

Не прошло и десяти минут, как все до последней послушницы уже стояли перед главным входом, готовые в точности следовать распоряжениям матери-настоятельницы, словно солдаты — приказам генерала.

Джек и Райли переглянулись. Очевидно, послушницы так же горячо любили свою настоятельницу, как любили своего командира ребята из батальона Линкольна.

— Успокойтесь, — произнесла она с умиротворяющим жестом. — Доверьтесь Богу, и он защитит вас. Не бойтесь.

Увидев у входа в часовню чашу со святой водой, интербригадовцы не упустили случая умыться и вымыть руки.

За спиной у них тут послышался возмущенный голос:

— Для вас что, нет ничего святого?

Уперев руки в боки, на них возмущённо смотрела сестра Грасиа.

— Но должны же мы как-то смыть ваксу! — ответил Райли, продолжая тщательно оттирать руки. — Кстати, у вас случайно не найдётся кусочка мыла?

— Но ведь это же святая вода!

— Да что вы говорите! — воскликнул Джек, вновь окуная голову в чашу и весело отфыркиваясь. — Теперь понятно, почему я весь огнем горю!

Он улыбнулся, и капли святой воды потекли по его щекам.

Сестра вспыхнула от гнева. Казалось, она вот-вот взорвется.

— Да вы просто... просто...

— Вы принесли то, о чем мы просили? — сухо оборвал ее Райли.

Монахиня лишь молча открывала и закрывала рот, как вытащенная из воды рыба, пытаясь найти слова, чтобы высказать свое негодование; но, видимо, это негодование было столь велико, что в лексиконе монахини просто не нашлось подходящих слов, которые бы не осквернили стен Божьей обители, а потому она лишь молча указала на груду одежды на скамье. Затем она вернулась к остальным доминиканкам.

— Как думаешь, она сильно разозлилась? — спросил Джек, смывая с лица последние следы ваксы.

— Кто ее знает? — пожал плечами Алекс. — У этих монашек такие угрюмые рожи, что не поймёшь, когда они действительно сердятся.

Закончив мыться, двое друзей облачились в рясы, принесённые сестрой Грасией, и предстали перед матерью-настоятельницей.

Послушницы нервно захихикали, и даже сестра Каридад изо всех сил поджала губы, чтобы не рассмеяться.

Стоявшие перед ними Алекс и Джек в доминиканских рясах — причём одному из них ряса оказалась слишком коротка, а другому тесна — казались похожими на двух бородатых и крайне уродливых женщин, при виде которых у монахини чуть не случился сердечный приступ.

— Сестра Райли и сестра Алькантара, к вашим услугам, — дурачась произнёс сержант и отдал честь.

— Пресвятая Матерь Божия... — только и смогла вымолвить она, перекрестившись. — Да простит меня Господь за это святотатство...

— Вы не поможете мне надеть это покрывало? — как ни в чем не бывало обратился Райли к монахине. — А то у меня все время уши торчат.

— Эта ряса меня определённо полнит, — заметил Джек, обхватывая себя за талию. — А чёрной рясы у вас случайно нет? В чёрном я бы казался стройнее.

Схватившись за голову, сестра Лусия покачивала ею из стороны в сторону.

— Ну и что толку? — проворчала она, указывая на них. — За километр видно, что это мужчины! У них даже бороды!

— Точно, — поддержала ее сестра Грасиа. — К тому же из-под рясы у вас сапоги выглядывают, — сказала она, посмотрев на Алекса. — А вы, — повернулась она к Джеку, — глядя на вас, можно подумать, что вы слопали весь наш запас провизии.

— У нас нет времени бриться, — возразил Алекс. — А эти одеяния — самые большие из тех, что вы принесли. Будем надеяться, что в темноте часовые нас не разглядят, к тому же наверняка они будут пялиться на послушниц, а не на нас двоих.

— Поймите же, — настаивала доминиканка, качая головой, — вы слишком бросаетесь в глаза. А если нас разоблачат, то к стенке поставят всех.