Владимир Арсеньев - Собрание сочинений В. К. Арсеньева в одной книге

День был на исходе, когда мы вошли в реку Хади и достигли орочского селения Дакты-Боочани. Это был последний жилой пункт, за которым начиналась глухая тайга на многие сотни километров. Туземцы встретили нас на берегу. Грустно выглядели орочские балаганы, и не менее жалкий вид имели обитатели их. Вследствие войны и во время ее орочи впали в бедность и к новым условиям жизни еще не успели приспособиться, а Комитет содействия малым народностям Севера на Дальнем Востоке только недавно начал свою работу.

Один из домиков оказался порожним. Он принадлежал слепому старцу Ивану Бизанка, о котором речь будет ниже.

Туземные женщины быстро привели покинутую юрту в жилой вид, подмели пол и поправили корье на крыше.

После ужина я пошел осматривать селение. Было сумрачно и холодно; накрапывал дождь. Дым от костров не поднимался кверху, а повис в воздухе белыми полосами. В одном из домиков жила вдова с двумя детьми. Она недавно потеряла своего мужа, с которым я был хорошо знаком. Я навестил ее. Сюда же собрались и остальные туземцы. Бедная женщина засуетилась и не знала, чем нас угощать. Я попросил ее не беспокоиться и велел принести свои запасы. Мои спутники роздали детишкам сухари. Они стали их грызть с большим наслаждением. Среди орочей находился один пожилой человек, хороший следопыт — Андрей Намука. Он дал нам много полезных советов и указал, как попасть в истоки реки Иоли. Надо сказать, что никто из моих провожатых не бывал в верховьях реки Тутто и никто не знал, что представляет собой перевал между нею и бассейном реки Копи. Единственно, чем могли мы руководствоваться, — это расспросными данными. Андрей Намука сообщил целый ряд мелких примет, которые должны были служить нам ориентировочными пунктами и привести нас в самые истоки реки Иоли.

Мы все вместе пили чай и вспоминали прошлое. В этот вечер я узнал, что многих из моих друзей-туземцев уже не было в живых. Умерли Антон Сагды, Егор Лабори, Федор Бутунгари, Тимофей Бизанка и многие-многие другие. Все старые люди перемерли, и один только Иван Бизанка (по-орочски — Чочо) доживал свои последние дни на реке Копи. С ним я был особенно дружен.

Как-то разговор затих, я задумался, и тотчас передо мною встала невысокая тщедушная фигура Чочо с лицом оливково-красного цвета от дыма и загара, с косой на голове, одетого в длинную рубашку маньчжурского покроя, узкие штаны с кожаными наколенниками и унты из выделанной сохатиной кожи. Это был удалый молодой охотник, известный повсеместно как хороший кузнец, умеющий «починять замки у ружей».

Его отец и мать очень давно погибли в тайге от страшной оспы, а малолетку подобрали своеродцы. Чочо долго, очень долго жил на земле и много-много видел диковинных вещей. Так, он видел, как первый раз в Советскую гавань пришли русские, как они сами потопили свой большой корабль (фрегат «Палладу») и как потом многих из них покосила голодная болезнь — цинга.

Однажды, в 1897 году, он после удачной охоты с двумя товарищами возвращался в Советскую гавань. Плыли они на небольшой лодке вдоль берега моря и везли с собой мясо только что убитого сохатого. Когда они поравнялись с мысом Гыджу, то вдруг увидели большое судно у самого берега. Это оказался пароход Добровольного флота «Владивосток», наскочивший в тумане на камни. Пассажиры были высажены на берег. Вследствие крайней ограниченности запаса продовольствия на судне среди людей начался голод. Узнав, в чем дело, Бизанка отдал им всего лося, а сам поспешил в Советскую гавань, где собрал окрестных орочей и отправил их на помощь погибающим. Затем, не теряя времени, сам взял небольшую лодочку и со своим братом Тимофеем отправился морем в залив Де-Кастри, где тогда была телеграфная станция. Днем и ночью они гребли веслами, иногда пользовались парусом и на третий день явились на военный пост, где и сообщили о происшествии. Только тогда узнал Владивосток о несчастии, постигшем пароход того же имени, только тогда была послана помощь погибающему судну, команде и пассажирам.

Потом Чочо крестили и дали ему имя Иван. Я встретился с ним в 1908 году. Он оказал мне целый ряд незаменимых услуг. Много раз мы ходили с ним в тайгу, много раз ночевали вдвоем у костра, прикрывшись одним одеялом.

Тогда он был пожилым человеком, и в волосах его уже белели серебряные нити.

Мы расстались. Я уехал на Камчатку, а Иван Бизанка остался на реке Хади. Вскоре в селении Дакты-Боочани умер его брат Тимофей, у которого золотых и серебряных монет было «великое множество». Чочо похоронил брата на реке Хади по своему обряду с большим почетом, отправив в загробный мир все любимые вещи покойного, охотничьи и рыболовные принадлежности, а золото и серебро закопал в тайге. В 1922 году старик ослеп и, одинокий, перекочевал к своим сородичам на реку Копи, ожидая, когда пробьет и его последний час. Многие русские и орочи искали спрятанные сокровища, оцениваемые в двенадцать тысяч рублей. Тщетно! Сам Чочо Бизанка уже забыл, где закопал их, и теперь, в состоянии полной слепоты, не мог указать это место. Оно находилось, быть может, совсем рядом с жилищем, в котором мы сидели и вспоминали далекое былое.

Пламя костра освещало стены юрты с отверстием сверху, через которое клубами вместе с искрами выходил дым. Снаружи слышались шум воды в реке, загроможденной плавниковым лесом, шорох дождя на крыше да ворчание не поладивших из-за чего-то между собой собак. Я распрощался с орочами и отправился в осиротелый дом Чочо Бизанка, давший нам теперь последний приют.

За ночь вода в реке поднялась еще выше. Не имея выхода к морю, она стала прокладывать новые русла. Эти вновь образовавшиеся протоки и позволили нам без особых приключений обойти завалы стороною.

Теперь читателю необходимо несколько познакомиться с климатическими особенностями страны, по которой пролегал путь нашей экспедиции, без чего ему не совсем будет понятно дальнейшее.

Водораздельный хребет Сихотэ-Алинь и сопутствующие ему параллельные горные складки (расположенные вдоль берега моря и почти перпендикулярно к направлению господствующих ветров) играют большую роль климатической границы. Разница в фенологических явлениях к востоку и к западу от главного водораздела достигает двадцати и даже тридцати суток. В то время, когда на западе реки покрываются льдом и по ним устанавливается санная дорога, реки прибрежного района еще не начинают замерзать, и обратно, весной, когда на западе сообщение по рекам прекращается и наступает ледоход, на восточной стороне речные воды еще скованы льдом. Значит, в бассейне Амура будут ранняя весна и ранняя осень, в прибрежном районе — длинная затяжная весна и такая же длинная осень. Словом, при передвижении от запада к востоку мы как бы во времени переносимся назад, а при обратном движении — перегоняем времена года и переносимся вперед.